Наш Современник, 2004 № 03

Станислав Куняев • Крупнозернистая жизнь (Наш современник N3 2004)

Станислав Куняев

Крупнозернистая жизнь

*   *   *

История человечества устроена так, что после любой великой революции новая молодая власть сводит с прежней эпохой безжалостные счеты — политические, экономические, нравственные, культурные…

Новый порядок вещей всегда утверждается в умах и сердцах одновре­менно с искоренением и очернением прежнего уклада. Однако после того, как проносится девятый вал разрушения, неизбежно наступает время, когда очередным хозяевам жизни приходится кое-что брать из старого миро­порядка, с чем-то примириться, что-то реставрировать… И лишь в нашей “криминальной революции” за все пятнадцать лет её развития было вылито на прошедшее семидесятилетие столько клеветы и лжи, было сочинено такое количество фальсификаций и подлогов, что ничего подобного во всей мировой истории припомнить невозможно. Впрочем, всё понятно: чем крупнее масштабы ренегатства — тем выше градус ненависти к порядку вещей, кото­рому ренегаты в прежние времена ревностно служили. В исторической науке этот “комплекс Талейрана” хорошо известен.

А потому некоторые особенно ценные крупицы истины о прошлом надежнее всего черпать не из сочинений нынешних историков, социологов, экономистов и прочего обслуживающего персонала, но из судеб и творчества талантливых людей, которые в советскую эпоху подвергались преследо­ваниям, сидели в лагерях, жили в ссылках, лишались гражданских прав… Они лишний раз не похвалят время. Их слова не подольстят сильным мира сего, они не будут выслуживаться и изменять своему призванию за чечевич­ную похлебку.

Я попытаюсь восстановить некоторые особенности Советской цивили­зации, вглядываясь в судьбы и творчество Осипа Мандельштама (две ссылки, арест и смерть в лагере), Николая Заболоцкого (семь лет тюрем, лагерей, ссылок), Даниила Андреева (двадцать пять лет тюремного заключения, из которых отсидел десять).

Все они выдающиеся поэты сталинской эпохи, а ведь Ярослав Смеляков — сам трижды получавший срока — как-то написал: “Ежели поэты врут — больше жить не можно…” Почему я выбрал их? Потому что для многих идеологов и “политтехнологов” нынешней власти, читателей, ими обманутых, и просто доверчивых наших телепотребителей ссылки на имена Твардовского, Шолохова, Алексея Толстого, Максима Горького, Леонида Леонова мало что значат. В их глазах они, в лучшем случае, всего лишь навсего талантливые “слуги режима”. А нам сейчас страдальцев подавай, жертв политических репрессий, диссидентов… Ну что же. Поговорим о них.

 

1. “Я сердцем виноват…”

 

С миром державным я был лишь ребячески связан.

Устриц боялся и на гвардейцев глядел исподлобья,

И ни крупицей души я ему не обязан,

Как я ни мучил себя по чужому подобью, —

 

написал о себе Осип Мандельштам в 1931 году. И верно. Первую половину жизни бывший акмеист, баловень судьбы, инфантильный любимец Аполлона, жил в мире ветхозаветных сюжетов, царскосельских вольных забав, в мире античных теней и призраков средневековья, в пространствах Валгаллы, развалинах Акрополя, на холмах Рима, в обществе Оссиана и Баха, Лорелеи и Персефоны. Он действительно ничем “не был обязан” державному миру, сторонился его и разве что в революционное лихолетье с 1918 по 1923 год написал несколько стихотворений, в которых присутствовал шум времени: “Сумерки свободы”, “Феодосия”, “В Петербурге мы сойдемся снова...”, “1 января 1924”, стихи о Петрополе…

Настоящее гражданское возмужание пришло к нему позже, на грозном рубеже 20-х и 30-х годов. Кульминационными и роковыми мгновениями в его жизни были те, когда в 1933 году он написал и прочитал собеседникам стихотворный памфлет “Мы живем, под собою не чуя страны”. Это был необратимый шаг на территорию державного мира, резко изменивший всю дальнейшую судьбу поэта, после чего связь с державным миром стала осью его творчества. Во время подневольных поездок на Урал и обратно, а потом в Воронеж, он, который раньше “на гвардейцев глядел исподлобья”, цепко вглядывался в лица “белозубых ребят из железных ворот ГПУ” , неожиданно для себя открывал, что любит “шинель красноармейской складки” , и хотя с долей иронии, но понимал простую историческую истину: “чтобы Пушкина чудный товар не пошел по рукам дармоедов, грамотеет в шинелях с наганами племя пушкиноведов”. Не мешает вспомнить, что эти строки были написаны в преддверии столетия со дня гибели Пушкина, которое вскоре прокатилось по стране как государственно-всенародные торжества, как чудесное освобож­дение поэта от идеологического, русофобского глумления с классовых позиций, длившееся над ним почти два десятилетия. И, конечно же, Мандель­штам был признателен сталинской эпохе за это.