Наш Современник, 2003 № 08

Но после поражения народного восстания в октябре 1993 года антирусская по духу и сути власть стала широко использовать державную риторику и старую имперскую символику. Увы, ей удалось таким образом снова расколоть “красных” и “белых” в русском патриотическом движении. Это подтверждают и отдельные высказывания А. Михайлова в “Личном деле”, и эмоциональная реакция его оппонентов. Более того: и сами эти высказывания, и противо­речивые отклики на них есть то разобщенное состояние оппозиции, которое выгодно нынешней власти. Следовательно, истина не в самом предмете спора, а где-то в стороне.

Исторический парадокс мятежей и революций в том, что среди тех, кто когда-либо сеял смуту в России, всегда действовали две силы — разруши­тельная и созидательная. “Какое же созидание в разрушении?” — запальчиво спросит иной читатель. Точно такое же, как в ремонте прогнивших стен. Кому-то кажется абсурдным и варварским, что мы время от времени играючи крушим свой дом, а потом с великим трудом его восстанавливаем, но на самом деле абсурдно и абсолютно не исторично полагать, что великая держава, великий народ могут в одних и тех же рамках развиваться и сто, и двести, и триста, и тысячу лет кряду. Да, нужны были монголо-татары, чтобы выкристалли­зовалась идея национального единства, и Смута XVII века была нужна, чтобы сам народ соборно сменил одряхлевшую династию Рюриковичей, и большевики появились в нашей истории ко времени — не остановила бы романовская Россия гитлеровский “натиск на Восток”.

В любой революции обязательно участвуют те, кто хотел бы уничтожения данного государства и власти, но сама по себе революция, если она не верхушечный переворот, а массовое народное движение, — это защитная реакция общества, своеобразная антикризисная программа, призванная обновить жизнь и принципы управления обществом. Как звери и птицы неведомым инстинктом ощущают приближение природных катастроф, так и люди смутно чувствуют близость глобальных исторических катаклизмов. В ХХ веке Россия пережила и выдержала такие удары, каких не знала ни одна империя в мировой истории. Но для этого, конечно, ей нужно было то кризисное управление, которое ей дали большевики-патриоты.

Вот с какой точки зрения, на наш взгляд, нужно оценивать и Николая II, и Ленина, и Сталина, и белых генералов… Например, большинство белых боролись против разрушительной силы в революционном движении России. Но они не видели антикризисной роли революции и не верили в нее. Белые застали “большой ремонт” в фазе разрушения стен и отвечали на это так, как подсказывал им опыт уходящей истории. Красные ломали стены с одной стороны, а белые, хочешь, не хочешь, с другой… В огне революции рождался новый патриотизм. Тогда его глашатаем был даже сам Троцкий, во что сейчас трудно поверить! Почитайте его выступления перед красноармейцами в 1918—1920 годах… Вас поразит обилие русской патриотической риторики. Это был, конечно, патриотизм поневоле, вызванный тем бесспорным соображением, что нельзя побеждать под русофобскими лозунгами, имея армию, составленную в основном из русских крестьян. Но патриотизм обладает одним бесценным качеством: его нельзя сначала дать, а потом просто отнять, как, наверное, хотелось Троцкому.

В истории нет напрасных, бессмысленных жертв. Она более сложный процесс, чем это видится ее вершителям. А исторические обиды между патриотами… На этот счет есть прекрасные строчки у нашего коллеги, поэта Юрия Кузнецова. Там, правда, речь идет о Гамлете: “—Отдайте Гамлета славянам! — Кричал прохожий человек”.

 

И приглушенные рыданья

Дошли, как кровь, из-под земли:

— Зачем вам старые преданья,

Когда вы бездну перешли?

 

Не так ли и к нам, сегодняшним (и к автору “Личного дела”, и к его при­страст­ным читателям), взывают души “белых” и “красных” патриотов? И те и другие не раз “переходили бездну”.

 

 

 

Василий Белов • Доброта (Наш современник N8 2003)

Доброта

 

Зарницы. Из неотправленных писем Владимира Десятерика.

Фонд им. И. Д. Сытина. М., 2003.

 

Имя Владимира Ильича Десятерика на слуху многих людей, особенно писателей и журналистов. Знают и ценят его весьма и весьма почтенные граждане. По преимуществу в художественной среде славянских народов. Много лет он достойно, верой и правдой, служил именно этой, то бишь славянской среде! Служил как публицист, как терпеливый издатель и, разумеется, как писатель. Через такую службу он и стал нужен, необходим не одним славянам, но и прочим европейским и неевропейским народам. Не зря в годы горбачёвско-ельцинского предательства, в пору махрового демократического цветения он не растерялся и даже создал книгоиздательский фонд имени И. Д. Сытина.

Да-с, господа, В. И. Десятерик не впал в истерику от хронического безденежья, как некоторые… Спокойно перенёс он экономическую разруху, возникшую на фоне безбрежной свободы и эстетического многообразия. Не стал он поклоняться золотому тельцу, а мужественно и даже несколько весело продолжил издательское, то есть писательское, дело…