Наш Современник, 2003 № 07

Тот позор помнят еще многие участники событий. Под злорадное улюлюканье западных вояк, гнувших в свое время спину перед фашизмом, мы спешно демонтировали ракеты на Кубе, вывозили на сухогрузах без сопровождения (чтобы не “огорчать” вконец распоясавшихся янки). Амери­канские боевые корабли, как шакалы, “ловили” в открытом океане наши сухогрузы и прика­зывали (!) показать все ракеты на борту (они контролировали полноту вы­воза). И великая держава — истинная победительница в самой кровавой войне — безропотно открывала грузовые люки и показывала (после запроса Москвы, конечно).

Так о чем бишь я? А вот о чем. Когда пыль “Карибского кризиса” улеглась, мы в сети марксистско-ленинской подготовки по указанию из ЦК штудировали работу Ленина “О компромиссах”. А время тогда было “игривое”: после XXII съезда партии откуда-то “выполз” короткий период импровизации для всех “вольтерьянцев”. И мы — в атаку: какой же это “компромисс”, если это был несмываемый для государства позор? А наши “политрабочие” (плюй в глаза...) рубили жестко (вот так бы там — в океане) в соответствии с самым высоким указанием: “Творческое применение марксизма-ленинизма на практике!”. Мы, тогда молодые лейтенанты, уже стали догадываться, как можно, оказывается, искусно применять положение классиков не как догму (“законы”), а как “руководящую нить при историческом исследовании”, или, проще сказать, по-нашему, по-армейски, — напяливать одно гуттаперчевое изделие на все, что объясняет и оправдывает.

Но тогда мы были молоды и наивны. Мы полагали, что даже у гуттапер­чевости есть предел. А жизнь шлифовала, делая невероятное — очевидным. Уже позже, когда в той же сети политпросвещения нас заставляли конспекти­ровать (!) книги “Малая земля” и “Целина”, мы тоже недоумевали, но тише и глуше: “Так это же мемуары! Мы конспектируем классиков марксизма-ленинизма, важные речи на съездах и пленумах партии. Это понятно (странно, но тогда многое, включая абсурдное, было понятно). Но зачем же конспекти­ровать мемуары?”.

И нам те же холуи, что сначала пели осанну, а затем источали проклятия Сталину, затем Хрущеву, затем Брежневу, ответствовали все той же, от инстан­ции идущей, установкой: “Эти книги являют собой творческое применение марксизма-ленинизма на практике, творческое развитие этого всепобеждающего учения”.

Так работал “метод” (Маркса, Грамши, С. Кара-Мурзы) в той нашей реальной жизни.

(Я далек от мысли, что такими политработниками и идеологами были ВСЕ на “фронте” идеологии. Нет, конечно! Были и другие — потомки “рыцарей без страха и упрека”. Но на рубеже 70—80-х они были уже в значительном меньшинстве. А по мере приближения к краху их ряды все таяли и таяли…

Я уже слышу резкие возражения Сергея Георгиевича — грубое искажение “метода”, не то и не так применяли (спрашивается: а как? мы всегда умны задним числом), ну, и так далее в том же духе . Опережая гнев и автора, и читателей, изначально соглашаюсь с возражениями подобного рода. Ибо сути дела они не меняют.

Замена “вульгарного истмата” на “метод” в нашей жизни неизбежно привела бы к “вульгарному методу”, потому что в тоталитарном обществе и МЕТОД, и ДОГМАТ применяют живые и бесконтрольные люди — вожди на всех уровнях. А им все одно — что “метод”, что “вульгарный истмат”.

Сам С. Кара-Мурза, между прочим, приводит хороший пример “твор­ческого применения марксизма”: “Сталин при коллективизации шел напролом и не смотрел ни на какой марксизм”. Что ж, действия вождя и понятны, и оправданы историей: государственные интересы тогда были определяю­щими. А далее автор как бы вскользь замечает: “...потом академик Ойзерман докажет, что именно это решение и вытекало из объективных законов общественного развития”. Это потому, надо полагать, что в теории господст­вовал “вульгарный истмат”? А если бы в теории господствовали “метод” и “руководящая нить”? Сталин бы поступил иначе? Разумеется, нет (он тогда “не смотрел ни на какой марксизм”). А что бы написал позже Ойзерман? Догадаться несложно: что именно в этом решении вождя особенно наглядно проявила себя “руководящая нить” марксизма при историческом исследо­вании. Или нечто в этом роде.

Критический пафос первой же главки об истмате в книге С. Кара-Мурзы под названием “Исторический материализм: превращение научного метода в идеологическую доктрину” кажется мне ошибочным . Ибо, как я пытался показать, ни во что иное, кроме как в “догмат”, исторический материа­лизм в том советском обществе превратиться не мог .

Подводя таким образом черту под полемикой с третьим, базисным тезисом С. Кара-мурзы — “модель-догмат”, я имею все основания сказать о коренной ошибке автора в оценке советского истмата .