Наш Современник, 2003 № 06

Самым интересным была коротенькая беседа с директором Павловского музея Николаем Сергеевичем Третьяковым. Мы разговорились в библиотеке. Я невольно сравнил королевские музеи-дворцы Франции, которые осматривал прошлым летом, и наши царские дворцы. Меня удивила бедность дворцов французских. Как ни странно, на свой, как я полагал, риторический вопрос я получил конкретный ответ. И ответ самый неожиданный. “Большевики извлекли опыт из Французской революции. Французы начали с разрушения и разграбления. Вот почему полупустой Версаль, здесь, собственно, только позолота и архитектура. Французы и отмечать годовщины своей революции стали только через 100 лет. А вот большевики, сидя в парижских кафе, подготовили программу. Уже в 1911 году они опубликовали в “Правде” статью о порядке осмотра достопримечательностей царских дворцов. После революции они сразу же выпустили декреты о национализации художественных ценностей, это позволило ценности и спасти”. У Николая Сергеевича и своя концепция гибели многих дворцовых ансамблей во время войны. Он приводит выдержку из дневника одной из сотрудниц, которая была испугана тем, как с охраны дворца была снята перед приходом немцев милиция, т. е. действовали свои мародеры. Потом, после ухода немцев, начались пожары.

Доконал меня один из аспектов послевоенного “ленинградского дела”. После освобождения города обком не считал, что какие-либо прямые и быстрые усилия надо было сосредоточивать на восстановлении дворцов. Но в 1944 году И. Грабарь пробился со своей докладной к Сталину, и тот на документе написал резолюцию, что надо по копейкам собирать, но немед­ленно начинать восстанавливать. Какое удивительное чутье хозяина! Мне кажется, что недовольство ленинградской парторганизацией у Сталина впервые возникло именно здесь. Жаль, нет уже В. В. Кожинова, с которым можно было бы здесь поговорить.

28 февраля, среда. Витя Ерофеев показал свою знаменитую “Русскую красавицу”. Эта русская пленница в Витином исполнении в начале перестройки принесла ему много денег. Написано это еще очень ловко, без единого живого слова, так что очень удобно для перевода. Манекенщица, ставшая секс-символом России. Я даже не знаю, где хуже — в прозе или в кино. В фильме есть все: икра, интерьеры, сексуальные сцены, роскошь театров, комсомоль­ское и профсоюзное собрания, заседание ЦК; инцест — учебник по нашей жизни. И тени, конечно, этой жизни нет и в помине. На Западе за фильм, так рассказывающий о стране, родной для зрителя, могли и побить. Особенно хорош был в роли знаменитого писателя — и без штанов — Костолевский. Я отчетливо помню его в “Звезде пленительного счастья”, в расшитом кавалер­гардском мундире, в одном шерстяном носке бегущим за своей францу­женкой. Декабрист. Другой век, другой уровень отношений! Но какова гибкость актеров!

1 марта, четверг. Утром два фильма, один из которых я давно ожидал — “Русский бунт” Александра Прошкина. Это фильм по “Капитанской дочке”. При всей своей любви к историческим, костюмным фильмам я должен сказать, что фильм не удался. Я даже не хотел думать о распределении призов, пока не посмотрю картину, но оказалось, что здесь даже нет претендентов на какие-то актерские призы. Ошибки и сценарные (Галина Арбузова, Станислав Говорухин, Владимир Железняков), и режиссерские. Режиссер засыпан бытом, реквизитом, экзотическими сценами. Боюсь, что в сознании создателей маячил обязательный набор для заграницы. Это, в первую очередь, жесто­кость и “русскость”. При такой чистой и драматургически наполненной повести понадобился еще и “русский бунт”. Мы-то помним, как заканчивается эта пушкинская цитата. Фильм не удался, став бессмысленным и беспощадным. Нелепа вся история с убийством Петра III. Для людей неподготовленных все это темно. Во всех этих подробностях утонула любовь Петруши Гринева и Маши, капитанской дочки. Кстати, эти молодые актеры — поляки. Думаю, что некоторая ориентация на западный тип — это тоже надежда на продажу.

3 марта, суббота. Вечером было вручение конфет и пряников — закрытие фестиваля.

Опять собрался весь областной бомонд, и губернатор, и председатель законодательного собрания. По тому, как они всегда держатся вместе, это напоминает секретаря обкома и предисполкома. Хорошие, думающие мужики. В конце губернатор вручил мне за заслуги огромную малахитовую вазу с портретом Пушкина. Я бы отдал ее Сереже Кондратову, но там уже пришпилена табличка. Самым неожиданным гостем фестиваля был Марк Рудинштейн. Не приехал ли он обнюхивать новые места для фестивального бизнеса? Я с удоволь­ствием во время церемонии потряс перед его лицом пакетом с 5 тысячами долларов, сказав при этом, что на нашем фестивале все без обмана, коли пообещали, платим сразу и наличными. В этом смысле о Марке Рудинштейне рассказывают разные околичности, например, как он послал в Японию старого Тодоровского, вручив ему банковскую карту, на которой не было денег.