Банкин в этой компании не был новичком. Нельзя сказать, чтобы он чувствовал себя среди друзей. Многие тут недолюбливали Борьку, да и он любил не всех. Но было вместе с тем общее чувство корпоративности, принадлежности к кругу своих, обязательности взаимной выручки в делах с не своими. Не случайно то и дело раздавался тост: “За нас с вами, и за... с ними!”, вызывавший приливы веселья. Кто понимался под “нами”? Пояснений не требовалось. Это само собой разумелось. Это же, кто в этой комнате, кто такие же, как мы. А все остальные пусть как хотят. Лишь бы нам хорошо было. За нами будущее. Страна и все, что в ней, наше. Мы друг друга выведем в люди, мы элита. Нам уже многое позволено, а будет позволено еще больше.
Банкин давно приглядел кареглазую стройную девчонку, которую привели с собой сочинские товарищи. Наметанным глазом он вычислил, что, вероятно, это какой-нибудь из местных кадров на выдвижение. Может быть, ее в крайком в отдел школ взять планируют, может, секретарем в комсомольской организации в совхозе или в санатории поставить хотят, а может, она в журналисты просится. Хе-хе! В последнем случае Борькины шансы здорово повысились бы. Во всяком случае, пора двигаться на разведку. Сочинские товарищи забыли про свою выдвиженку и давят в углу очередную бутылку коньяка. Борька же свои пятьсот грамм на грудь уже принял и чувствовал себя в полной донжуанской форме. Поднявшись из-за стола, он было направился к девчонке, как вдруг восседавший в президиуме один из замов председателя Комитета молодежных организаций СССР потребовал внимания.
— Товарищи, — глядя перед собой блестящими стеклянными глазами, проговорил он. — Я предлагаю вам встать и выпить за наш ленинский комсомол, кузницу кадров партии и ее надежный резерв. За последние годы партия все больше решительно и последовательно выдвигает молодежь, нас — комсомольских работников. Мы не обманем доверие партии. Руководство страной будет в молодых, твердых и опытных руках. Я предлагаю выпить за Александра Николаевича Шелепина, настоящего комсомольского вожака и человека с большим будущим. За железного Шурика!
Кто-то закричал “ура”. Но не все. Однако выпили все и стоя. Потом сели и замолкли. Наступила неловкая пауза. Борька криво улыбнулся, подумав о том, как собравшиеся про себя вычисляют, кто из них доложит завтра первым насчет “железного Шурика”. Пили-то все, так что теперь, кто вперед. Жалко, не успел он присоседиться к той девчонке. Глядишь, увел бы ее в парк и ничего бы не услышал. А спросят, так не было меня в этот момент в зале, и реагировать не мог. Да, не повезло, — в сердцах подумал Борька. И все этот дурак Минаев. Кто за язык тянет! Будто бы от таких тостов что-то зависит в карьере железного Шурика. Хотя как же. Конечно, зависит. Может быть, на этом тосте и карьера закончится. Ну, если не Шелепина, то минаевская-то наверняка. А может быть, он это специально устроил? Может, проверить хотят, как среагирует на подобную провокацию комсомольская верхушка. А она ведь сегодня вся здесь, за немногим исключением. А кто проверить хочет? Сам Шурик, он ведь председатель КГБ? Или в ЦК решили, что Шурик им надоел?
— Чего задумался? — хлопнул кто-то сзади по плечу Банкина. — Давай еще коньяку тяпнем. Я с тобой хотел поговорить насчет той девчонки, — секретарь краснодарского обкома ткнул пальцем в направлении одиноко сидящей за cтoлoм чepнoглaзoй. — Она у нас в краевой газете уже два года работает. Разумная девка. Пора выдвигать. Во всяком случае, у нас такое мнение складывается. Может, поддержишь? Помоги ей в “Комсомолке” опубликоваться, сделай корреспондентом по Краснодарскому краю. А там посмотришь. Она, правда, толковая, я тебе не дохлую собаку продаю.
— А я как раз сам собирался с ней познакомиться, хотел на танец пригласить, а тут Минаев со своим тостом дорогу перебил, — обрадованно засуетился Борька. — Получается, на ловца и зверь бежит. “Да и жены со мной на это раз в Сочи нету”, — подумал он.
— Ну, тогда вперед, желаю удачи, — заулыбался секретарь. — Хочешь, я тебе из санаторского гаража “Чайку” организую, чтобы ты ее домой отвез? Неотразимое впечатление на ее мамашу произведешь. Очень она хочет, чтобы дочка в люди вышла. Соображаешь? То-то. Ну, не теряйся. Только Зойку-то в “Комсомолку” все же возьми. А то мы тебе припомним.
— Не пугай, сами разберемся, — попытался ответить ему в тон Борька. — В “Комсомолку” много хороших девушек попасть хочет. У нас жесткий отбор с учетом всех показателей, — многозначительно добавил он. — Но к краснодарским обещаю тебе самое благоприятное отношение.
— Ладно, ладно. Мы, если надо, то и начальству твоему в Москву позвоним, — продолжал секретарь, — чтобы там чего не подумали про тебя. Чтобы ясно было, что крайком официально выдвигает.
— А чего они подумают? — беззаботно заулыбался Борька. — Я чист как стеклышко.
— Ну и слава Богу, коли чист. Значит, зря болтают.
— Ты это про что? — протрезвел вдруг Борька.
— Иди, иди! Ни про что. Так. Приедешь в Москву, узнаешь. Чепуха все.