— Давай, — махнул рукой Борька. — Я тоже еще не смотрел. Но учти, после кино нам жрать захочется.
— Жрать в ГДР надо, — сухо заметила Светка. — Там дешевле и вкусней.
— Что дешевле, то да, а насчет вкусней, сомневаюсь, — огрызнулся Борька. — Ты что думаешь, вас партия сюда послала, чтобы вы все себе в сундук и за щеку складывали? Это не по-товарищески. У других в Москве и работы побольше, и дело поответственнее, чем у вас здесь. Так что же теперь? Раз вы за границей, вам все, а другим ничего? Неправильно думаешь, Светик. Забываешь, кто вас сюда послал и зачем. Шучу, шучу, — вдруг рассмеялся он. — Ты же меня знаешь.
— Знаю, — буркнула Светка и зашагала к кинотеатру.
* * *
Кино тянулось долго, почти два с половиной часа. Когда вышли из кинотеатра, совсем стемнело, и Кудамм стал еще более красив. Принялись ходить вдоль витрин, разглядывая выставленные в них вещи. Тыковлеву это вскоре надоело. Чего смотреть, коли магазины уже закрыты, да и денег на покупку нет. Побаливала уставшая раненая нога, после водки в “Волге” хотелось пить. Явно скисли и Бодрецовы. Видать, насмотрелись на все это не один уже раз и не чаяли, когда эта экскурсия закончится.
Не мог оторваться от витрин один Борька. Он подолгу разглядывал ценники на плащах и костюмах и, наконец, остановился как вкопанный перед витриной с меховыми шубами.
— Свет, а Свет, как тебе норочка, нравится?
— Очень нравится, — поддержала Борьку Бодрецова. — Только цена не та. Не для нас цена!
— Ну уж ладно тебе прибедняться, — подмигнул Борька, — всего-то три с половиной тысячи.
— Всего-то, — охнула Светка. — Да это же, если в менялке восточные на западные поменять, так почти пятнадцать тысяч наших гэдээровских марок будет. Ты сдурел, что ли? Пять зарплат! Шубы в ГДР покупать надо, и не норки, конечно.
— Опять ты жидишься, — прищурился холодными глазами Банкин. А вот наш корреспондент в Париже мне недавно для Вали точно такую норку на ее день рождения прислал. Учились вместе, как с твоим Маратом — друг старый. Шучу, шучу, — опять засмеялся он. — Я Вале плащ хороший подыскиваю, вот как тот, что рядышком в витрине видели.
— Плащ не норка, — смущенно заулыбался Марат. — Не пора ли, однако, перекусить? Давай сюда за угол, тут один очень неплохой гаштетт.
Пошли в пивную, предварительно поглазев на витрину ночного бара “Chez nous”. В подсвеченной фиолетовым светом витрине фотографии почти голых девушек, портреты знаменитых артистов и артисток. Надо понимать, они сюда захаживали или захаживают. Саша не мог сдержаться. Подошли поближе к фотографиям нагих красоток с плюмажами на голове, которые, судя по всему, в такт на сцене задирали ноги. А вот еще одна, видать, совсем без ничего, сидит верхом на стуле, срам спинкой прикрывая. Такое он до сих пор видел только в трофейных немецких фильмах в первые послевоенные годы. Потом эти фильмы перестали показывать, но память и жгучий интерес к красивому, раздетому и развратному остались. В госпитале в свое время “кадриками” из этих фильмов, помнится, менялись. Поглядишь на свет и про рану забудешь. Жизнь взыграет.
Саша захотел вдруг поделиться воспоминаниями с товарищами. Просто так, к слову. Хотя, конечно, не просто так. Вдруг чего подумают. Так вот пусть не думают, а знают, что он инвалид Отечественной войны, человек с опытом и выдержкой, смотрит на эти картинки и посмеивается.
— А все же тощие у них девки, ребята, а? Какие-то мослатые, конеподобные. То ли дело у нас... — начал Тыковлев.
— Да не девки это, — вмешалась Светка, — а мужики. Вы это не заметили? Этот бар у них — место встречи гомосеков. Пошли отсюда.
Тыковлев поперхнулся и с досады даже сплюнул:
— И что, вот так вот в открытую?