Дом, в котором поселился в Москве Тыковлев, был сравнительно новой постройки. Муж хозяйки, куда определили на постой Тыковлева, погиб в Великую Отечественную. Наверное, имел он кое-какие заслуги перед советской властью, поскольку позволяли вдове прирабатывать, сдавая жилплощадь — и не кому-нибудь, а слушателям Высшей партшколы.
Комната, где разместился Тыковлев, была маленькая, метров двадцать, с окном на шумную Новослободскую улицу. В подъезде всегда темно и пронзительно пахнет кошками. Подъездная дверь безвольно болтается туда-сюда под порывами осеннего ветра. Жильцов это, впрочем, нисколько не волновало. Они рождались, жили и умирали именно с такой дверью, с такой темной вонючей лестницей, в стенах, покрашенных мрачной темно-зеленой масляной краской, под тусклыми электрическими лампочками без абажуров, в коммуналках с прокопченными кухнями, с ржавыми серо-белыми ванными, с треснувшими от времени унитазами.
Нельзя сказать, чтобы жильцы дома не выражали недовольства условиями своей жизни. Делали они это часто и с воодушевлением. Ругать домоуправление было излюбленной темой встреч на общей кухне. Оно (домоуправление) было, во-первых, всегда виновато, а во-вторых, обязано... Тем временем жильцы продолжали спокойно вывинчивать лампочки в местах общественного пользования, плевать и сорить на лестницах, резать ножами обивку на дверях друг у друга и вываливать мусор рядом с помойкой во дворе.
* * *
Тыковлев любил заниматься вечерами на кухне. Дождешься, когда все разбредутся по своим комнатам, зажжешь газовую горелку, чтобы теплей и уютней было, и читай себе, конспектируй. Тихо. Кто спит, кто в соседнюю квартиру ушел на телевизор. Слава Богу, в коммуналке, где он живет, телевизора ни у кого нету. А то весь дом бы каждый вечер сюда сбегался на голубой огонек. Не телевизор, а наказанье Господне для хозяина этого ящика. Но отказать нельзя. Людей обидишь. А с людьми ладить надо, особенно, когда всю жизнь в одной ванной и сортире.
Люди, прожившие жизнь в коммуналке, становятся коллективистами. Не из врожденного убеждения, а в силу обстоятельств. Этот коллективизм в каждой коммуналке имеет свое лицо. Люди, которых судьба свела жить в одной квартире, разные. Одна квартира славится тем, что там строгое расписание, сколько минут какой семье с утра ванной и плитой на кухне пользоваться. Обычно это там, где интеллигенция собралась — профессора, врачи, архитекторы. У них все вежливо: по имени и отчеству, спасибо-пожалуйста, но своей минуты соседу не уступят и очень не любят, когда к кому-то гости из провинции приезжают. Все расписание сбивается.
У Тыковлева обстановка попроще. Пара пенсионеров, рабочий, мелкий служащий из министерства, двое пацанов-школьников. В выражениях не стесняются, особых расписаний не устанавливают, а если бы и установили, то не стали бы соблюдать. Это, конечно, не касается двух вещей — уборки общественной площади и пользования ванной. Тут уже, как говорится, вынь и положь. Моя неделя, потом твоя неделя, потом Олькина. Мыться мне можно в четверг, а тебе в пятницу, а будешь слишком часто зажигать газ в ванной, жди объяснений. Что же это мы должны платить за пережог газа! Ты что думаешь, что самый тут чистый? Будь как люди, а люди в баню раз в неделю ходят.
То, что Тыковлев по ночам в кухне наладился читать, возражений не вызывает. Свет, конечно, жжет при общем счетчике. Но этот вопрос отрегулировали с хозяйкой. Она за Тыковлева будет доплачивать. А то, что он там со своими книжками сидит, это оказалось даже удобным. Раньше выйдешь ночью покурить на кухню — и словом переброситься не с кем. Сейчас придешь — всегда компания есть. Поговорить очень хочется. Про политику. Хрущев что ни день, то выступает. Оттепель началась: “Один день Ивана Денисовича” читают. Пленумы по сельскому хозяйству. Борьба с культом личности. Мирное сосуществование. Жилищное строительство. Первый в мире пассажирский реактивный лайнер Ту-104. Спутники запускают. Есть про что говорить. Языки развязались. Интерес появился. Каждый себя политиком мнит. А тут на собственной твоей кухне слушатель из ВПШ сидит. Им там, поди, больше говорят, чем простым смертным. Грех случаем не воспользоваться.
Главный политический собеседник Саши слесарь Дымилкин. Семь лет “отбухал” на Балтийском флоте матросом, чем гордится неимоверно. Живет в груди у Борьки Дымилкина с тех пор неутоленная жажда. Если не подвига, то стремления хотя бы “отмочить” что-нибудь эдакое. Таскает Борька со своего завода каждую неделю пакет с гайками, угольниками, инструментом, регулярно выпивает, а выпивши, часами с упоением отбивает на кухне чечетку или колотит свою мать.