Наш Современник, 2002 № 09

Существует четыре автопортрета Константина Васильева, выполненные в разную пору его жизни, и каждая из работ — это своеобразная исповедь художника, а равно его взгляд в зеркало собственной души. Любопытно сопоставить эту авторефлексию Васильева разных лет. Самопознание художника поразительно. “Познай самого себя”, — эту древняя философская максима, начертанная над входом в древнегреческое святилище Дельфийского оракула, была жизненным девизом художника, начиная с отрочества.

С первого карандашного автопортрета, сделанного пятнадцатилетним художником (1957), глядит застенчиво еще не утвержденный в своем творческом призвании мальчик, мечтательный и замкнутый в  мире фантастических образов. Это пора ученичества, юный живописец осваивает грамоту живописного ремесла в художественной школе при Суриковском институте. Именно в те годы в художнике закладываются основы для дальнейшего творческого пути; он жадно впитывает все необходимое для духовного роста, читает, слушает музыку, обретая необходимую духовную основу, которая позволит ему затем подняться к вершинам.

На автопортрете, выполненном двадцатишестилетним художником (1968), Васильев находится на подъеме творческих сил. С картины смотрит красивый молодой человек с открытым взглядом. Художник изобразил себя в форме военного образца на фоне бога войны с мечом и боевого знамени. Он словно бы готов на бой, Васильев. Пребывая душой среди героических образов, он сам становится в ряд собственных героев. Его творческое призвание окончательно определилось в тот период; художник обретает собственный путь в живописи, он тверд и решителен в своей невидимой брани с ненавистниками России.

Другой автопортрет Васильева (1970) можно охарактеризовать как вполне светский. Здесь художник запечатлел себя в пору зрелого мужества. По воспоминаниям друзей, художник относился к творчеству, как к священнодействию. Во время работы его нередко можно было застать с кистью в руках — в парадном костюме и галстуке.

Последний автопортрет, написанный художником незадолго до гибели (1976), — это поистине вещий образ. Васильев прозрел свой трагический путь и неизбежный исход. Трагедия вообще высший творческий жанр, в ней человек прикасается к таинству смерти, к той великой неизбежности, с которой рано или поздно столкнется лицом к лицу каждый. Перевернутая кружка с орлом, которую держит на картине художник — это опустевшая чаша жизни. В те глухие года, когда жил и творил художник, только круг духовных друзей и былые творения человеческого гения были его животворной средой. Ничто более не вдохновляло в ту пору. Невыразимая скорбь о царящем безвременье и о своей судьбе застыла навек в глазах художника, произведения которого приобрели широкую известность много позже. Подлинная жизнь Васильева оказалась жизнью посмертной. И эта горькая ясность открывается в его последнем образе, — образе стоящего перед обрывом человека. Васильев был обречен и понимал это как никто другой.

Один из выдающихся портретов, выполненных художником, — портрет Федора Достоевского. Не случайно упоминание о нем именно в этом месте. При сопоставлении последнего автопортрета Васильева и образа великого писателя поражает их внешнее сходство. Видимо, существует некий блуждающий образ русского пророка, разлитый в ауре России, который накладывает свою печать на сам антропологический тип обладателя вещего дара. На портрете перед Достоевским горит васильевская свеча. Лист бумаги перед писателем еще чист, но во вдохновенном взгляде Федора Михайловича светится, словно отблеск  живого огня, гениальный замысел будущего произведения. Портрет Достоевского работы Васильева — один из самых выдающихся и проникновенных портретов писателя в русской живописи.

Сын Неба и Земли, человек немыслим вне живой природы. Васильев как художник универсален, пейзажи, на которых запечатлен облик родной земли, занимают в его творчестве особое место.

Вольный волжский край олицетворяет для Васильева Родину, не случайно поэтому картина “Отечество” изображает те места, где жил художник. Прожив всю жизнь на волжском просторе, вблизи тех мест, где в полноводную ширь русской реки катит свои волны Свияга, петляя меж обрывистых берегов, поросших лесом, именно там художник черпал силы и вдохновение; всякий творец, словно Антей, время от времени припадает к земле. Над простором, где уединенно белеет  на высоком берегу покинутый храм, в небесной беспредельности реет орел, символ свободного духа и одновременно геральдическая птица Руси. И этот свободный полет над необозримыми просторами Отчизны — творческая стихия самого художника.