Наш Современник, 2002 № 05

Мне шел пятый год, когда отец ушел на войну. Писем от него приходило мало. Их читали, по праздникам перечитывали и бережно хранили в бельевом сундуке. В одном из первых писем отец сообщил, что он — артиллерист-пулеметчик, получил звание сержанта и направлен в действующий гвардейский полк.

С фронта письма вообще приходили очень редко. Это были торопливые треугольники из одного листика, написанные карандашом, и почтовые открытки на плотной желтой бумаге. Писал отец предельно кратко, выстраданными в боях фразами. Никогда чувство юмора, иногда горького, не покидало его и на передовой. “Для поднятия воинского духа и боеспособности, — писал он, — ночуем на свежем воздухе, дышим ароматом зимних лесов и полей. Пишу на рассвете, после физзарядки на бодрящем морозце. Ночью же приказано не баловаться кострами, а крепко спать”. Он прекрасно владел русской словесностью. Иногда прятал между строк иной подтекст. И родители понимали, что хотел сказать сын. Порой писал то, что хотел выразить, открыто, но на немецком языке. (Отец окончил курсы немецкого языка при Тамбовском пединституте.) И, к нашему удивлению, военная цензура пропускала недозволенное: “Фашистский бомбардировщик по  дыму обнаружил нашу походную кухню и разбомбил ее... Пришлось временно стать поваром. Варю кашу на постном масле по два раза в день”.

В последних письмах чувствовалась горечь: “Между боями выполняю обязанности переводчика с немецкого; приходится видеть, как после допросов расстреливают немецких солдат. Даже на войне это неоправданная мера: на смерть есть бой”.

“Из-за частых ближних боев по замыканию Сталинградского окружения немцев Михаил не расстается с пулеметом”, — сообщил нам его фронтовой товарищ. Он же написал об отце во фронтовую газету. Она и принесла нам последнюю весть о живом отце с огненного рубежа в январе сорок третьего года. Но это было уже после его гибели, о которой мы пока не знали. И более года считали его без вести пропавшим. Лишь летом сорок четвертого на отца пришла похо­ронка. Однако через горечь извещения он жил в наших надеждах до конца войны.

Пулеметчик

(по запомнившемуся тексту фронтовой газеты)

 

Шел декабрь 1942 года. В боях под Сталинградом 124-й гвардейский стрелковый полк за сутки отбил три вражеские атаки. Бойцы готовились к отражению очередной... Было приказано: подпустить ближе.

В четвертый раз враг шел короткими рывками, рассредоточенными звеньями в шахматном порядке.

Сигнал к бою — красная ракета. Пулеметчик Михаил Игнатьев прицельным огнем прижал немцев к земле. Но небольшими группами они срывались с мест и, пробежав 10—15 метров, снова залегали. И вдруг с расстояния пятидесяти метров немцы, открыв огонь, ринулись вперед. Пулемет Игнатьева грохотом заглушил треск немецких автоматов. Но в самый напряженный момент он неожиданно смолк. Неисправность! Опытный пулеметчик определил: перекос ленты. Не задумы­ваясь, открыл затвор, протянул ленту... На это ему потребовалось секунд пять.

Враг этим воспользовался и оказался в двадцати метрах от пулемета. Полетели гранаты: наши и немецкие. Они оставляли на жизнь три секунды. “Единственное, о чем я подумал, — рассказывал потом Игнатьев, — успеть бы дать очередь до взрыва”. И успел. Почти в упор расстрелял летевшую на него группу фашистов. Живые и мертвые, они пали ниц. Оглушенный взрывами, раненый пулеметчик продолжал яростно строчить. К счастью, осколки гранат серьезных ранений ему не нанесли. Наступление было остановлено. В секторе пулеметного огня старшего сержанта Игнатьева осталось шестнадцать вражеских трупов.

В числе имен на обелиске

В феврале 1971 года уметская районная газета (отец родился в селе Царевка Уметского района в 1917 году) опубликовала статью участника Великой Отечественной войны пенсионера-следопыта из-под Ростова Якова Ермолаевича Скидана “Дорогие имена”. В ней рассказывалось о суровых боях осенью и зимой 1942 года под Ростовом, в которых участвовал Михаил Семенович Игнатьев.

“В жестоких затяжных боях... было замкнуто кольцо Сталинградского окружения. 15 ноября немецко-итальянские войска... стали отходить на юг. Они прорвали кольцо наших войск и заняли село Арбузовка. В ночь с 21 на 22 де­кабря наши части, воспользовавшись снежным бураном, ворвались в село и в ожесточенной схватке выбили немцев.

25 декабря 124-й гвардейский стрелковый полк был направлен в сторону станции Шептуховка... После 40-километрового броска солдаты дошли до хутора Ходаков Чертковского района. Командование решило остаток ночи дать людям отдохнуть. Выставили заслон и разместили бойцов в домах по всему хутору.

Одним из часовых был старший сержант Mихаил Игнатьев.

В 4 часа утра на хутор внезапно нагрянули немцы. Это были части, спешившие на выручку находившимся в “котле”: восемь танков и рота автоматчиков.