Живу воспоминаньями. На Папорть,На гору детства своего гляжуГлазами памяти. Не мудрено,Коль что-то не примечу, не увижу,Слабеют памяти моей глаза.И все-таки я приложу старанье,Незримое — узрею, разгляжу.Ах, детство, детство! По твоей гореСады благоухали, в молокеВесной купались яблони-подростки,Гудели пчелы, к молоку припав,И осы нестихаемо гудели…Я кланяюсь односельчанам. СколькоОни мозолей нахватали! СколькоПролили пота… Дед мой, мой отец,Недосыпая и недоедая,Себя трудили, корчевали пниПоваленного леса. РодникиОт хлама очищали, чтоб звенели,Чтоб жаворонком пели родники!Колодезь рыли. Собирали воду,Как в пригоршнях ее держали,В колодезном хранили котловане.Не нарушали сладкий сон ее,Покой не нарушали. Только летом,Когда, в жаре и в зное изнывая,Томилось все живое. Даже травыМолили небо, чтоб оно послалоОтдохновенье алчущей земле,И исцеленье, и благоговенье…Хотя б одной дождинкой палоНа истомленные жарой уста.Не пало, поскупилось. И тогда-тоМой дед нарушил сладкий сон воды,Ее колодезный покой нарушил…Обрадовались яблони, ониУспели повзрослеть, ониПлоды свои от зноя укрывалиПоблекшей, обессиленной листвой,Так матери детей своих хранят.Да не познают, не узнают детиНи зноя, ни жары! И не узнали,Колодезная упасла вода.И — не к добру. Уже витали слухи,О коллективном баяли труде,О небывалом рабстве. Не хотелиРабами быть ни дед мой, ни отец.Дед посчитал — уж лучше умереть.И — умер, не успев отведатьК моим ногам упавшего плода…В Преображенье умер. Сам себеМогилу выкопал. Я не забылМогилу эту. В памяти моейСвоей запечатлелась глубиной.И яблоками. Кто-то положилИх в изголовье гроба. Много-много летМинуло с той поры. Окаменела,Очугунела Папорть. Онемели,Иссякли родники. В век чугуна, железа,Возможно, так должно и быть. А еслиУчесть, что верховодили странойЖелезные, с чугунным сердцем люди,Все встанет на свои места. Не надоНи вопрошать, ни удивляться…14 октября 1991, Ялта.* * *