Наш мир (СИ)

Наш построенный маленький город, никогда не был профачен запахом бездомных детей или просьбами о лучшей жизни. В конце концов, я просто прятал весь этот сброд, чтобы она никогда не увидела где мы с ней на самом деле живём.

(Все эти убийства, ограбления, изнасилования, нищета, каннибализм).

Мы ходили с ней по чистым большим улицам, гуляли по зеленому парку, ездили на хорошей машине. Люди вокруг либо спешили по своим делам, либо приветливо улыбались. У нас всегда работали больницы, хотя по сути они не были нам нужны – вся зараза аналогично уничтожалась либо была вытравлена на отрешённые районы нашего с ней городка. Моя любовь смеялась, кушала сладкую вату, показывала на картины городских художников, говорила насколько я ей дорог.

Когда она грустила - я рисовал дождь, и мы гуляли под ним. Когда она промокала до нитки и начинала скучать - я создавал солнце и двойные радуги, которые имели намного больше, чем семь скучных цветов, как в обычной реальности. Мы разматывали с ней серпантинные ленточки и путаясь в них, бегали по полю, смеялись, продлевали жизнь наших чувств. Это поле было настолько зелёным и летним, а небо настолько голубым и безоблачным, что нам казалось, будто глаза вот-вот ослепнут от переизбытка цветов. Все окружающие нас краски были переполнены насыщенностью, отличались особой яркостью, врезались в подсознание, придавали нашей крови более живой цвет. Но для неё, для моей малышки, это был привычный контраст, она никогда не видела цвет неба над домами тех, кто болен СПИДом, или раком последней стадии.

А даже если бы и увидела – не придала значения, не разглядела бы ничего, кроме зияющей дыры. У таких людей никогда не будет неба над головой, вместо него – прозрачная пустота. Врачи пытаются помочь таким людям, прописать более дорогие краски, и несчастные, пытаясь выкарабкаться, тратят последние деньги на мнимое спасение. Спустя время, может через годик, другой, они понимают, что слушать доктора было глупо и наивно, ведь краски есть, а красить нечего. Пустоту ничем не заполнишь, она находиться слишком высоко, чтобы произвести замену или сойти с ума, чтобы обманывать самого себя, мол вот оно, красивое какое, как прежде.

Я всегда защищал её от суровой реальности этих серых (серых, для других людей) будней. Она здоровалась с прилично одетыми людьми, улыбалась чистым и опрятным детям, покупала свежие продукты, питалась соответственно здоровой пищей, гуляла по убранным улицам, отдыхала в фантастических местах. В нашем с ней городе не было отморозков, преступников, завистников, безработных и бродяг. Я много работал и вышвырнул весь этот сброд на окраину города, установив после этого систему защиты от проникновения на нашу территорию. За это отвечали, как автоматика, так и определенные люди, которым я поручил следить за неприкосновенностью границ нашего города.

Наши с ней рамки дозволенного были размыты, словно песочная стена после ливня. Мы делали такие вещи, о которых в детских книгах не напишут даже самые отбитые контркультурщики, хотя возможно найдутся и такие. За пределами стен нашего дома была одна жизнь, а внутри дома, в спальне – совсем другая. Кураж, не имеющий формы, ограничения, приличия. И всё это лишь давало пищу нашей системе жизни, подпитывало её настолько сильно, словно это было озеро посреди пустыни.

Я любил её всю, любил до мозга костей, любил от самого её обидного оскорбления и до самого приятного комплимента. И даже если бы мне пришлось отдать руку, или пускай даже две руки, в обмен на жизнь с нею, я бы не задумывался и ответил «нет проблем, давайте, я согласен». Моя любовь всё равно не заметит отсутствия конечностей, ведь мы живём в мире, где нету грязи и слёз, нету вопрошания к богу, равно как и его самого. Мы сами себе создатели и сами можем судить и наказывать. В нашем городе есть только одна важная вещь: наша с ней любовь. Я одариваю заботой свою любимую, защищая её от реалий этого пропащего общества, этой загнившей жизни. Она даже не подозревает об этом, ведь я вложил неимоверное количество сил, чтобы создать идеальное место, очищенное от этих мерзких неудачников, от этих переносчиков заразы и разложения разума.

Но всё когда-нибудь летит к чертям, как бы ты ни старался, ни пыхтел или тщательно продумывал любые варианты развития ситуаций, всегда найдется тот, на кого нельзя было полагаться. Именно так и произошло в тот день, и после этого, мне хотелось раствориться в этом сказочном месте, просто исчезнуть, потому что я не смог дать ей то, что так намеревался. Дать ей охрану, отгородить и вырастить в ней чувство беспечности и идею прекрасного.