Наш эксперимент

– Об этом я уже слышал, – ответил я. – Церковники говорят, что туда попадут только избранные. Но всё равно, все они пройдут через земную смерть. Что и требовалось доказать. Человек смертен, и никто мне не докажет, что на земле можно жить вечно.

– Почему же, – опять возразил мне Егор, – можно поменять свою оболочку и опять вернуться на землю.

– Как это? – удивился я. – Ты хочешь сказать, что можно стать другим человеком? Переродиться? Об этом я тоже слышал. В это верят буддисты. Они думают, что постоянно перерождается, и даже озабочены тем, как выйти из круга перерождений и попасть в нирвану. Мне в это верится с трудом.

– И зря, – опять заявил Егор, – наше торсионное поле неуничтожимо. Мы можем распасться на молекулярном уровне, но та энергия, которой мы наполнены, и которая составляет нашу истинную сущность, только высвободится из оболочки, но никуда не исчезнет. Она будет жить независимо от тела. И если ей нужно будет найти какую-нибудь другую оболочку, она её обязательно отыщет, не важно, преобразится ли она в человека, в бабочку или в попугайчика. Эта вечная энергия нашего торсионного поля летуча и невидима, но перетекает из одной формы в другую. Когда-то она возникла и уже никуда не денется из этого мира, никогда не исчезнет, потому что она обрела наличие в реальной вечности. Мы можем её назвать душой, распылением тонкой плазмы, придумаем ей тысячу названий, но от этого ей не станет ни холодно, ни жарко. Как она существовала, так и будет существовать вечно. Всё, что проявилось в этом мире, уже никуда не исчезает, оно просто видоизменяется.

– Ты так говоришь, – прервал я его, – что можно подумать, что наша энергия подобно электричеству, и распространяется по миру, куда ей захочется, подобно молнии.

– Так оно и есть, – сказал Егор. – Торсионные поля создали тысячи миров, в которых они живут, творят и благоденствуют.

– Так значит, – воскликнул я, – они могут создать свой мир в Интернете.

– Они уже его создают, – ответил Егор.

– Нет, – перебил я его, – я имею в виду ни то, что ты думаешь. Скажи, эти торсионные поля, они могут жить в Интернете независимо от нас, обрести свой искусственный разум, создавать что-то независимо от нас, и действовать помимо нашей воли? Например, я своим торсионным полем создал какое-то произведение, может ли оно стать независимым от меня?

– Так оно и случается в жизни, – сказал Егор. – Автор создаёт своё произведение, которое потом живёт своей жизнью. Он как бы рождает своего ребёнка, который потом всё уже делает самостоятельно.

– Вот оно что?! – воскликнул я, вспомнив о своих драконах и ангелах, которых я разместил на своём сайте в небе над нашим городком.

– Скажи, – опять воскликнул я возбуждённо, – а могут ли они влиять потом на нашу жизнь?

– Все торсионные поля в той или иной мере влияют на нашу жизнь. Земля крутится вокруг своей оси, сменяются дни и ночи, луна вращается вокруг земли, происходят приливы и отливы. Зима сменяется летом, сон бодрствованием. Всё это влияние торсионных полей. Ты видишь на соседней парте девочку, которая тебе нравится, дома ты не можешь уснуть, думаешь о ней. Её торсионное поле действует на тебя и не отпускает ни на минуту. Любовь, любая эмоция – это и есть влияние торсионного поля.

– Любовь меня не интересует, – заявил я, подозрительно посмотрев на него. – Меня интересует, сможет ли созданный мной образ реализоваться в действительности и вмешиваться в наши дела.

– Смотря, какой образ ты создашь, – ответил Егор. – История знает случаи, когда такое дитя уничтожало своего отца.

– Но ведь можно своё творение держать всегда под контролем, – сказал я.

– Если не выпускать джина из бутылки, – ответил он. – Как только ты отпускаешь его на волю, но уже тебе не принадлежит. Оно живёт своей самостоятельной жизнью.

Я почесал затылок, и тут же поймал себя на том, что повторил жест Егора, который постоянно создаёт торсионное поле вокруг своей головы.

– Не нужно забывать, что мы ещё не взрослые, – наконец привёл я свой последний аргумент, – поэтому мы не можем знать всего.

– Ошибаешься, – опять возразил мне Егор, – как раз в нашем возрасте мы и должны узнать всё, потому что наше видение мира ещё не затуманено ошибками тех, кто идёт уже всю свою жизнь по неправильному пути. Наш взгляд ещё не затёрт заблуждениями, а наши уши не засорены всяким словесным мусором, мешающим слышать истину. Только мы можем видеть ещё истинное положение вещей. Если ты не веришь мне, то почитай Библию. Там сказано, что истину зрит ребёнок. Я боюсь, что мы уже староваты для этого, слишком многому нас учили те, кому самому стоило бы поучиться.

– Тебе хорошо говорить, – сказал я, – потому что у тебя есть бабушка, которая может тебя всему этому научить.

– Бабушка как раз не собирается меня этому учит, – возразил он.

– Это почему? – удивился я.

– Она считает, что при жизни человек не может познать истину. Как только он её познаёт, Бог его сразу же прибирает к себе. Поэтому она меня старается как можно дальше держать от истины. Она меня любит, и хочет, чтобы я пожил подольше.

– А сама-то она её знает.