Как ни странно, квартира с самого начала пришлась мне по душе, и не потому, что я стремился вырваться от матери. Я не чувствовал себя одиноко, ведь меня ждало возвращение в родной дом, пусть и на правах очередности. Квартира принимала молча, ничего не требуя взамен. Насколько я помню, адрес не знал никто, кроме коммунальных служб, а в наши дни так приятно быть «вне зоны доступа».
К тому же машина осталась на Тринити-авеню, и можно выбросить из головы хотя бы этот «обломный» момент.
Я вел себя наилучшим образом и готов был придерживаться любых правил, которые установит Фия. Ну ладно, может, позже, когда все полетело к чертям, я представлял себе, что мы снова сойдемся, что она спасет меня от меня самого, раз и навсегда… А пока я радовался тому, что мы дышим одним воздухом, и у нас есть общий кусок пространства – хоть и предназначенный для расставания, как ни парадоксально. По крайней мере, изначально это был наш общий «секрет».
Дома у нас старинные подъемные окна с красивыми вкраплениями на стекле. В квартире – двойные стеклопакеты по последнему слову техники; вроде бы самоочищающиеся (я никогда не обращала внимания).
Дома у нас лепные карнизы и напольная плитка, выложенная геометрическими узорами (терракотовый, охра и кобальтовый). В квартире – дешевый плинтус и ламинат, бликующий оранжевым в искусственном свете.
Дома у нас высокие стеклянные двери, выходящие на каменную террасу с шезлонгами из брашированного тика и японскими кленами в горшках. В квартире – балкон, выходящий на шумную подъездную дорогу к парку; местные ее не любят из-за вечных пробок.
Впрочем, все это не имеет значения. Глупо сравнивать в такой ситуации; главное – функциональность.
А семейный уют – для семейных, как выражается Элисон.
В следующую пятницу я пригласила в гости Полли.
Возвращаясь из Милтон-Кинс, куда ездила по работе, я мечтала о первом бокале «просекко» (общепризнанный эликсир женского сообщества Тринити-авеню; когда в газетах написали о дефиците, некоторые из нас плакали).
– Ничего не понимаю! – воскликнула Полли, встретившись со мной у подъезда. – Как вы можете позволить себе еще и квартиру?
– Потому что мы ужасно старые, и у нас небольшой платеж по ипотеке – по крайней мере, по нынешним безумным стандартам.
Прошлые обиды (я купила дом во времена, когда цены были нормальными) улеглись после того, как родители помогли сестре с первым взносом за квартиру в Гилфорде; и все же порой в разговорах на эту тему сквозило легкое недовольство.
В лифте мне вдруг пришло в голову, что здесь нет камеры наблюдения. А если застрянешь? Кто ответит, если нажать на кнопку вызова? Консьержа в подъезде не было, с соседями пока не удалось установить контакт: молодые хипстеры не обращали внимания на скучную тетку средних лет.
Я открыла дверь с тревогой, как в прошлый раз, и пропустила вперед Полли.
– Ничего так, миленько… О, да тут еще и балкон!
– Да, только на северную сторону, к тому же выходит на шумную дорогу. Брам считает, что это один из домов по программе социального жилья.
Полли презрительно фыркнула.
– И поэтому они сдали квартиру людям, которые могут позволить себе громадный дом на Тринити-авеню? М-да, социальная программа в действии!
– Наверное, Брам не упомянул о доме, – предположила я.
Не ожидала такого, честно говоря: приходилось не то объяснять, не то оправдываться…
Пока я разливала вино, Полли исследовала оставшуюся часть квартиры. Потом мы уселись в два жестких кресла с грубой грязно-серой обивкой, будто собирались записывать интервью.
– Ну и как Брам себя ведет? – спросила Полли.
– Довольно неплохо. Я бы даже сказала, он стал чуть ли не…
– Что?
– …послушным.
– Послушным? Брам? – хохотнула Полли. – Не может быть! Это его хороший близнец, о котором он тебе никогда не рассказывал, и они незаметно поменялись. Настоящий Брам сейчас на Гоа, оттягивается на пляжной вечеринке. Ну или, на худой конец, в пабе сидит.
– Да, звучит бредово, но так и есть. В среду вечером у Брама был почти благодарный вид. Думаю, понял, какое это для него спасение.
– Да уж надеюсь! – воскликнула Полли. – Сообразил, что висел на волоске! Любая другая выставила бы его с концами!
Даже теперь, когда мы расстались, когда от шрамов загрубело сердце, считалось, что я слишком мягка с ним. Представляю, как Полли рассказывает друзьям: «Прикиньте, она его наконец-то выгнала! И знаете, куда? Не поверите – в соседнюю комнату!»
– Знаешь, эта твоя программа «птичьего гнезда» на бумаге выглядит заманчиво, либерально, в духе времени и все такое… Только можно ли ему доверять? Целые выходные без присмотра? Ты преспокойно могла бы получить полную опеку над детьми и жить дома постоянно. Зачем ты его балуешь?
– Потому что Брам – центр их вселенной; во многих смыслах он – лучший родитель, чем я. С ним они смеются, орут и ходят на ушах.
– И это, по-твоему, хороший родитель? Нет уж, я предпочту скучного, который сумеет их усмирить – и да, оградит от последствий измены.
Я улыбнулась.