Наш дикий зов. Как общение с животными может спасти их и изменить нашу жизнь

Искажение времени

Наше восприятие масштаба, пространства и времени зависит от контекста. Автор вестернов Луи Л’Амур однажды в интервью рассказал мне об ощущении, связанном со временем, которое он использует в своем творчестве. «В мгновения сильнейшего стресса вы видите все с невероятной ясностью, – сказал он. – Сердце колотится. В крови бурлит адреналин. Я бывал в подобных ситуациях и пытаюсь вернуть это состояние, как актер, вспоминающий свое прошлое, – он откинулся на спинку стула. – Некоторые из нас думают, но все мы чувствуем».

Клюв осьминога помог Дейтону перейти в это состояние. Но опасность – не единственное условие, приводящее к искажению времени. Встреча с муравьем или одноклеточным не угрожает нашей жизни. Морской еж не пугает, если мы не знаем о его яде. В каком-то смысле каждое из этих животных, как и осьминог Дейтона, живет в зоне сверхъестественного времени. Каждый день собаки напоминают нам, что длительность и темп времени на Земле относительны. Идея о том, что один собачий год равен семи человеческим, в лучшем случае является упрощением. В молодости собаки взрослеют быстрее, чем люди, а в конце жизни они стареют медленнее, чем мы. Жизнь искажает время по собственной прихоти.

Парадоксально, но животные могут казаться нам одновременно привычными и совершенно чужими – и контраст этих двух крайностей изменяет наше представление о реальности. В те мгновения Дейтону казалось, что он знает об осьминоге все, хотя тот и оставался внушающей благоговейный трепет тайной.

«Встреча с осьминогом похожа на встречу с разумным инопланетянином», – пишет Питер Годфри-Смит, дайвер и профессор философии Центра аспирантуры университета города Нью-Йорка. Это самое подходящее описание для существа с восемью мозгами, тремя сердцами и голубой кровью (не следует забывать, что у этой суперпиявки имеется тридцать два сегмента мозга, два репродуктивных органа и девять пар яичек). Это животное, которое может пользоваться инструментами, разрабатывать сложную стратегию и, возможно, даже изменять информацию, закодированную в его собственных генах.

Даже если мы никогда лично не столкнемся с конкретным животным, знание о его существовании во Вселенной трогает нас, изменяет и заставляет ощутить трепет. В 2017 году в новостях широко обсуждалось сообщение о том, что ученые обнаружили гренландскую акулу в возрасте 512 лет – а это означает, что акула должна была родиться в 1505 году. Позже эта история была опровергнута Минди Вайсбергер, пишущей для Live Science, которая сказала: «Придержите коней, в отчете исследования утверждалось, что акулы потенциально могут дожить до 512 лет. Самыми старшими из обследованных были особи возрастом 335 и 392 года».

– И в любом случае, – добавила Вайсбергер, – как бы долго они ни жили, гренландские акулы даже близко не дотягивают до долголетия гидры – вида пресноводных полипов, скромных беспозвоночных, которые регенерируют свои собственные клетки и могут жить практически вечно[8].

Но не будем ограничиваться отдельными животными. Взаимосвязь всего живого – пока оно живо – порождает ощущение вечности, что само по себе является измененным состоянием. В 2018 году исследователи обнаружили обширный комплекс из двухсот миллионов конических термитных курганов, занимающий территорию, равную примерно площади Великобритании. Возраст их составляет около четырех тысяч лет. Насекомые за тысячелетия перекопали почву, количество которой эквивалентно четырем тысячам великих пирамид Гизы, – это скрыто от горизонтального обзора растительностью, но можно увидеть с помощью Google Earth.

В своем эссе 1937 года «Под водой» Рэйчел Карсон описывает жизнь «известнякового ила» в воде на глубине от ста до полутораста морских саженей[9], который «покрывает почти треть океанского дна». «Здесь, – пишет она, – мы видим голодные стаи планктонных животных, растущих и размножающихся на изобильной растительности и становящихся добычей косяков рыб. В конце концов все они вновь растворяются, распадаясь на составные элементы, когда этого требуют неумолимые законы моря. Отдельные элементы теряются из вида, чтобы снова и снова включиться в различные воплощения – своего рода материальное бессмертие».

Общаясь с отдельными животными и растениями, мы ощущаем прикосновение к более широкой паутине жизни, даже когда это кажется зловещим или карикатурным. В книге «Море Кортеса: бортовой журнал» Джон Стейнбек пишет: «Океан без его безымянных чудовищ был бы подобен сну без сновидений». Понимание животного на самом глубинном уровне не делает его менее таинственным, но открывает наши сердца непознаваемому и, в некотором смысле божественному.