Нас всегда было двое

– Я пыталась защититься. Бабушка моя говорила, я должна терпеть, должна искупить вину за то, что убила сестру или брата. И обращалась со мной так, будто я всего лишь сосуд. Я росла, но меня становилось все меньше и меньше, словно я исчезала, чтобы уступить место другой… Мне казалось, я уже не чувствую тела, что меня вытеснили, что еще немного – и меня не станет. Я испугалась.

Николь подошла ближе, встала напротив Алекса и потянула сорочку вверх, обнажая тонкие, как у олененка, ноги: они тоже оказались исполосованы шрамами. Но Алекса удивили не шрамы, а то, каким спокойным и уверенным стал голос сумасшедшей девчонки:

– Я не причиняла себе вреда, лишь хотела вернуть контроль. – Задумалась, оправила подол сорочки и отступила к окну, за которым чернела ночь. – На время помогало. Но потом бабушка умерла, мама забрала меня к себе, а здесь… Может, нам просто не стоило вновь приближаться к ее «частицам»? Что там твоя «запутанность» на это говорит?

– Советует найти хорошего психиатра.

Но Николь проигнорировала его слова и легко перескочила с темы на тему:

– Я не знаю, что случилось с той девочкой. Не помню, как толкала ее. Только то, что она была красивая, как с картин Тициан, и так задорно смеялась, – идеальный сосуд.

– То есть толкнула ее не ты, а твоя призрачная сестричка? Решила раздобыть себе тело?

– Но раздобыла лишь билет в «желтый дом», – оскалилась Николь и с видом победителя уселась на подоконник. – Ей не понравилось: там все были изуродованными, поломанными, больными – пара штрихов, и я здорово к ним вписалась. Мне было не жаль лица, оно мне ни к чему. Но я не собиралась уступать этой заразе тело!

Алекс покачал головой: что он мог сказать? Как объяснить глупой девчонке, что она собственными руками сломала себе жизнь?

Но Николь лишь улыбалась и, продолжая рассказ, едва ли не мурлыкала, довольная собой:

– Два года назад я попала сюда. Случайно: увидела заметку в какой-то газете, и меня потянуло… Я еще не знала про отца, но это место, я сразу поняла, что оно особенное. Все здесь: земля, вода, камни – напитаны кровью. А разве может быть оберег сильнее? Здесь та, другая, почти не имеет надо мной власти. Она наконец проявилась, наконец зажила своей жизнью: она есть, ее видят! В день рождения, в полнолуния, в Канун Дня Всех Святых – пока ей этого достаточно. Да и выбора особого нет: здесь одни старики, их тела не нужны даже им самим.

И, непримиримо сощурившись, Николь подвела наконец итог:

– Так что я не могу уехать отсюда. Отец понимал, и ты тоже должен понять.

Но Алекс давно уже вынес вердикт и церемониться не стал:

– Отец должен был найти тебе хорошего врача и оплатить лечение. А не подпитывать больные фантазии: твои или собственные.

– Ты же сам видел! – возмутилась Николь, и от ее возгласа задрожали стекла да, замерцав, едва не погасли фонарики.

– Посттравматическое расстройство. – Пожал плечами Алекс и отступил к двери. – Должно быть, кроет после смерти отца. Пройдет сорок дней, и непременно отпустит.

***

Разбудили Алекса крики. Еще не понимая, что происходит, он инстинктивно поднялся по лестнице на площадку второго этажа и в полутьме слепо нашарил выключатель.

– Я никуда не поеду! И ни ты, ни этот твой Алекс мне не указ!

Во флигеле хлопнула дверь, затрещали ступеньки, и Николь вылетела на лестничную площадку, едва не сбив Алекса с ног.

– Ты правда собираешься продать дом? – окрысилась она, даже не успев перевести дыхание.

– Конечно собираюсь, если отец завещал его мне. Но деньги я потрачу на твое лечение.

– Засунь свою благотворительность, знаешь куда?!

– Николь! – появившись следом, одернула дочь Елена, но без толку.

– Нет! Не ты меня воспитала, и не тебе указывать, где мне жить! А ты… – Николь обернулась к Алексу и с силой ударила его по плечу. – Ты мне даже не брат! Просто… тело.

«Кровь дурная…»

Все случилось за секунду. Алекс только и успел почувствовать, как Николь сжала ладонями его небритые щеки, как впилась губами в губы, как выдохнула в его раскрытый рот теплое облачко с запахом тыквенного пирога. И следом – толчок.

Услышал испуганный вскрик Елены, глухой удар и звонкий голос девчонки:

– В конце концов зачем мне новый брат? Тем более, есть кем его заменить. В такую ночь будто сам бог велел.

Дальнейшее Алекс видел со стороны. Лужу крови и себя, грудой костей и плоти лежавшего у подножья лестницы. Елену, застывшую наверху. Николь, легко сбежавшую со ступенек: еще одно прикосновение губ к губам, еще одно теплое облачко.

«Кровь гнилая…»

И Алекс увидел, как тот, кем он был еще минуту назад, вздохнул, закашлялся и открыл глаза. Кто-то другой – больше не Алекс.

– Привет, – склонившись над ним, улыбнулась Николь, и кончики ее волос, коснувшись пола, окрасились в красный. – Теперь и я тебя вижу.

Миссис Миллс появилась со стороны кухни. Коротким взглядом окинула гостиную, закатила глаза, и Алекс понял – дом ему подсказал – что утонувшая в пруду ведьма и вправду была все еще здесь. То ли проклятие этих земель, то ли бессменный страж.