Нас время учило…

Выбегаю на дорогу. В кювете горит танк, опрокинутый кверху гусеницами, стоят несколько «студебеккеров», водителей в кабинах не видно, в придорожных кустах залегли какие-то незнакомые солдаты, а придорожная полоса куском метров сто – сто пятьдесят вся изрыта, искорежена поваленным лесом, разломанными стволами сосен, свежей, будто специально наломанной хвоей. А на дороге ни души. Странно что-то. Что это? Был танковый бой? А почему все попрятались в лес?

– Солдат! Назад! Ко мне! – властный голос из кустов.

Подхожу. Незнакомый майор. Рядом с ним группа офицеров. Все они возбуждены и смотрят куда-то в сторону.

– Откуда? Из какого батальона?

Называю.

– Почему здесь?

– Отбился. Перевязывал раненого.

Майор переглядывается с офицерами.

– Слушай, друг, – вдруг конфиденциально обращается он ко мне, – хотим тебе задание дать.

Молча смотрю на него. Пока я не в своей части, каждый офицер мне начальство.

– Вон, видишь там, на опушке леса, вон там, метров восемьсот отсюда, наша самоходка стоит?

– Вижу.

– Валяй в разведку туда! Одним духом!

– А что там разведывать?

– Ты что, не соображаешь? – вдруг срывается на крик майор. – Финны там, говорят. Самоходку захватили. Вот нужно пойти и проверить: самоходка занята или она пустая. Понял? Выполняй!

Понял. Выполняю. Ничего себе задание – с автоматом на самоходку! Перезаряжаю пустой диск, быстро перебегаю дорогу, перепрыгиваю поваленные стволы и углубляюсь в лес. Теперь с самоходки меня не видно. Можно продвигаться осторожно вперед, параллельно этому сосновому побоищу. Рыжие рваные клочья свежей коры, измочаленный луб, торчащие вверх корни.

Ловко он меня использовал, этот майор! И надо ж было мне выскочить прямо на него!

Осторожно выглядываю из-за стволов. Вот она, самоходка, – черная, квадратная, с высоко поднятым стволом.

Сколько их проходило рядом с нами, обгоняя пехотные колонны на марше, – было спокойно и даже радостно. Вот она, наша техника. Сила. Теперь же в руках финнов самоходка кажется мне совсем другой – грозной и страшной. Недаром наши все попрятались. И майор в том числе…

Осторожно. Если в самоходке никого нет, то рядом с ней могут засесть финны. Каждый мой шаг вперед может стать моим последним шагом. Как стреляют финны, мне уже известно. Осторожно. Я уже не иду, а крадусь от дерева к дереву. Ползу. Выглядываю. Вот и самоходка, приземистая, похожая на танк, совсем рядом, она замерла метрах в двадцати от меня. Никаких признаков жизни. Тишина. Постою еще немного вот так, за деревом, и потом к ней. Майор – сволочь! Хотя, в общем, он прав – зачем терять своих людей… Вот сейчас я выйду из леса, орудие развернется и шарахнет по мне. Майору станет ясно: самоходка в руках врага. Все правильно… Еще минутку постою и пойду. Еще минутку… Еще…

Тишина. Выхожу на поваленные стволы и, выставив автомат (если бы мог смеяться, то было бы смешно), иду вперед. Шаг, второй, третий… С каждым шагом страх покидает меня – нет там никого, иначе давно бы уже подстрелили.

Подойдя вплотную, забираюсь на гусеницу и нахально стучу по башне, затем поднимаю автомат и даю короткую очередь в воздух.

На дороге оживление. Забегали фигурки. Загудели машины, начали разворачиваться.

Возвращаюсь на дорогу и, стараясь не попадаться на глаза майору (еще пошлет снова какой-нибудь танк брать), отправляюсь искать своих.

Вместе со мной еще двое из нашего батальона. Так же, как и я, отбились в лесу, заблудились и потом вышли на дорогу.

Мы идем по каким-то тропкам, огибаем небольшое озерко, углубляемся в молодой сосняк… До чего же хочется спать! Кажется – только дай, и прямо здесь упаду и буду спать, спать, сколько можно… Лесная дорожка, овраг, пахнет вереском и торфом, поляна. Знакомая поляна…

На краю ее лежит большой парень со светлым чубом, и белый подбородок его остро и неподвижно задрался вверх…

«Браток…. не бросай…»

Будь оно все проклято!

Последний бой

Грубый пинок ногой, и я сажусь, обалдело оглядываясь. Трава на кочке, смятая моей головой, распрямляется, пилотка лежит на траве, метрах в пяти начинаются сосны, прямо передо мной ноги в офицерских сапогах. Поднимаю голову и встречаюсь взглядом с капитаном Сухановым из штаба батальона. Его лицо перекошено злобой, кулак подносится к моему лицу.

– Спать? Встать, сволочь! Встать, тебе говорят!

Я вскакиваю.

– Почему здесь? Где рота?

– Отстал от своих… Перевязывал раненого, а рота ушла…

– Дезертировать хочешь… твоя морда! – Его голос переходит в свистящий шепот.

– Да нет же, правда, перевязывал раненого, а потом здесь самоходка… Майор приказал проверить… Послал в разведку… Думали, что самоходку заняли финны… Я проверял, а потом пошел искать роту… свалился, заснул…

Он не верит ни одному моему слову. Чувство бессилия доказать свою правоту расслабляет мою волю, делает речь бессвязной и неубедительной, я как-то весь сжимаюсь и поникаю. Не верит? Ну что же – я не могу доказать, я не хочу доказывать. Если он захочет меня расстрелять, я не буду доказывать, что невиновен. Это безнадежно и поэтому не нужно.