Нас там нет

Или, например, нельзя на людях поправлять трусы, вытирать сопли о платье. Дома полагались цирковые упражнения с вилкой и ножом без страховки и не сметь жевать салфетку! Сидеть прямо, в гостях конфеты не хватать горстями или вообще не хватать! Не вздыхать и не смотреть на них красноречиво!

А во дворе быть барышней совсем было неуместно. Все воруют черешни, а ты не смей. И если кто-то бегает с дохлой крысой на палке — ты тоже не смей бегать с ним и визжать.

Самое обидное — настоящая барышня не должна драться. Почитамши из «Дон Кихота», налюбовавшись картинками, я решила избрать рыцаря. Чтобы за меня дрался в неизбежных случаях.

В нашем дворе годившихся в рыцари было немного, у кого были засохшие сопли, и он все время шмыгал носом, у кого рваные штаны, на которые лучше было не смотреть. У третьего были цыпки, мать его работала в три смены, поэтому он, можно сказать, жил во дворе. Моя бабушка ловила его и мазала ему руки вазелином. Был приличный мальчик из докторской семьи, тоже жертва своей бабушки, которая, видимо, хотела сделать из него профессора, его заставляли заниматься музыкой и чтением вслух. Он сидел на балконе и тоскливо смотрел сквозь решетку.

Пришлось выбрать коротышку из соседнего двора, худого любителя змей и лягушек, которых он носил в карманах. В нем была отчаянная вежливая независимость, это вызывало зависть и восхищение.

Надо было как-то сообщить о выпавшей ему чести. Я написала записку: «Я выбрала тебя моим рыцарем». Сунула ему в руку.

Растерялся, взял, сунул в карман. Всю ночь я боялась, что он забудет ее в кармане, и лягушка ее сжует.

На следующий день к нам пришла его мама. Они разговаривали с бабушкой, смеялись, потом вызвали меня. Она взяла меня за руку, сочувственно, как говорят с глубоким прискорбием, сказала, что ее сын еще не умеет читать, поэтому он дал мою записку ей. Она очень благодарна за доверие, но боится, что ее мальчик не справится с ответственной задачей. Бабушка от себя добавила, что в жизни надо рассчитывать на себя. Все мило так, как будто о хорошей погоде говорили.

Пришлось затаиться и довольствоваться своим вечным рыцарем — Старым Военным Доктором. Уж он-то умел читать, не беспокойтесь. Он был настоящий рыцарь, красиво одевался в мундир, был высокий, худой, у него была аккуратная бородка, он улыбался. Он был благороден, у него даже был конь — серая «Победа» с прохладными сиденьями, на которой он катал нас, дворовых детей.

Его подъезд был в самом конце дома, поэтому можно было долго смотреть, как он проходит вечером по двору. Верная заветам бабушки рассчитывать на себя, я не докучала Доктору. Он так и не узнал, что был моим рыцарем.

Наверно, не только моим.

Всякие соседи

У одной соседки умер муж. И выяснилось, что у него была тайная сберкнижка, куда он заначки складывал, и завещана она чужой женщине.

То есть отдавал жене зарплату, она по рублю в день выдавала ему, а у него, значит, оставалось.

Жена по карманам не шарила, благородная женщина.

— А зря, — говорила ей сестра, — нету таких, чтоб без заначки.

Да на что заначить? Не пил, не курил, в карты не играл, в библиотеку ходил газеты читать, пальто перелицованное двадцать лет носил. Ну в санаторий ездил, нарзан пил, все на виду.

Делать нечего, вызвали завещаемую. Встретились в юридической конторе. Вдова волновалась, но сестру не взяла, еще начнет орать по привычке — у ней муж алкоголик.

Чужая женщина оказалась сильно моложе, скромная, не удивилась, знала про завещание, оказывается, он ей письма писал. Предупреждал про сберкнижку. Пошли на кладбище, над могилой постоять.

Вдова не выдержала: что, как это? Дети есть? Где были все эти годы? Не молчи, ведь общее горе у нас теперь.

Никаких детей, никакой любви.

Она ему сестра, можно сказать. Его отец с домработницей ее, девочку, прижил. В детдом сдали. Вот сын и помогал, за отца вину чувствовал.

Индийское кино.

Семья Чистяковых состояла из очень длинных людей — мать, отец, сын и дочь. Молчаливые, плоские тени. Проходили по двору с завода вечером, трезвые, медлительные. Сидели на балконе, жевали арбуз и лепешки. Иногда говорили пару слов: «Здравствуйте, как здоровье?»

Неживые какие-то. Соседи судачили про дочку, как замуж ее выдать, рыбину, глаза блеклые, молчит. Подозревали в слабоумии. И сын, и отец — всегда трезвые. Тоже странно. Кто ж на заводе трезвый? Тоже от слабоумия, наверно.

В один прекрасный летний вечер дочка пришла с работы, заперлась в ванной. Взломали дверь — а она повесилась. У нас потолки высокие, на трубе какой-то крюк был, вот она туда веревку и закинула.

С тех пор остальные — родители и брат — стали пить. Как все люди.

* * *

В нашем большом доме никто так не интриговал меня, как соседская дочка сверху, молодая красавица с необыкновенной профессией: манекенщица. Ну какой девочке не хочется мерить красивые одежки целый день? Краситься? Делать прически? Плавно скользить по дорожке под восхищенными взглядами?

Сейчас-то я понимаю, что Ташкент — не Париж, соседка моя — не Жизель Бундхен с миллионной зарплатой.

Но тогда! Как она ступала во двор, легкой походкой, как улыбалась!