Читаем Нас там нет полностью

Что делал на войне? Как все, убивал врага. В танке. В Сталинграде, Кенигсберге, Варшаве, Берлине. Где скажут, там и убивал.

Училки подсказывали вопросы. И ему наказали: детей не пугать. Рассказать положительно.

Положительно, да, как ни странно, это было самое простое время в его жизни. Легко рассказать. Самое понятное самому себе. До и после войны он жил иначе, тоже на войне. Но без фронта.

Старался не думать о прошлом, они все так жили, все вокруг.

Люди, как просо в решете, кто провалится, кто в угол забьется… Эх, разве объяснишь? Да и кому?

После его смерти соседи нашли пятнадцать листков бумаги, исписанных химическим карандашом, печатными буквами.

Доносы на родственников.

Сам писал на всякий случай? Не пригодились? Или кто другой писал, а он отнял-припрятал?

Раздали его одежду, распределили мебелюшку.

Соседка взяла его ордена, бумажки-документы, принесла в музей.

— Доносы не возьмем, это не по нашей части, у нас тут «боевой славы». Это в органы несите.

«Ну да, пойду я в органы, как же», — подумала она и сунула бумажки в урну.

* * *

Когда старик умер, приехала из столицы дочь.

Сын его — пьянчужка и дебошир — жил недалеко, распорядился похоронами.

Друзей у старика уже не осталось, кроме двух, уже совсем немощных, которые даже не могли подняться в квартиру и ждали во дворе, когда вынесут гроб.

Собрались соседи, собутыльники сына нетерпеливо топтались в стороне.

Дочь участвовала, поправляла саван, цветы. Сын ревниво обдергивал за ней.

Дети сами уже были старые. Закоснели в зависти и вражде. Но молчали. Каждый торопился поскорей засыпать могилу и еще раз проклясть друг друга, уже навсегда.

Оставались поминки.

Соседи накрыли на стол. Выпили за упокой. За столом — незнакомые люди, уличная сумасшедшая приперлась на халяву, мычала, перебивала всех.

Сын захмелел быстро, запинаясь, краснея лицом, хвалил отца за благородство. Да, благороден был старик и милосерден, нет бы по морде надавать, выкинуть с глаз долой, нет, он глумление терпел, побои, забирал из вытрезвителей, деньги давал. Дочь не отстала, промямлила, как отец поощрял ее с университетами. А ведь забыла его, выкинула из души, ни разу не заступилась за него, ни денег, ни заботы, ни милости какой.

Затаились дети, к бою готовились, вдруг у старика на книжке рублей триста да пара дешевых брошек от старухи осталась.

Не утерпели, сцепились: не отдам квартиру, часы заберу, простыни…

Соседи со стола убирали, а ты, Бог милосердный, где был?

<p>Из счастливой жизни</p>

Другие одевались в мамино, а я в бабушкино.

Ну конечно, никаких каблуков — дедушка у нас маленький, вот бабушка и шлепала плоскими подошвами. И вообще мало было у ней платьев. Зато у нее были как бы шелковые перчатки, даже несколько штук, две шляпки соломенные и зимняя шапка с бриллиантом, и шарфики — шелковый и бархатный, и брошек две штуки. А у девочек нашего двора вообще не было шляпок. В общем, если взять туфли тети Риммы, шляпку и перчатки моей бабушки и лисовую горжетку Кремерши — то всё, я принцесса чистой воды.

Кремерша давала лису только мне, не разрешала никому ее надевать. Поэтому я была единственной принцессой в мехах. А еще у нас была шелковая занавеска. В принцессовые дни бабушка, кряхтя, залезала на стул, отстегивала занавеску и делала мне придворную юбку. Длинную, так что можно было без каблуков выглядеть достойно.

На улицу мы не выходили, мальчишки смеялись, потому что они дураки. Только Яша-маленький был с нами, он был паж Анри, ему надевали дедушкину беретку и к ней прикалывали английской булавкой перо из дохлой вороны. Ему давали на шею цепь из скрепок, на ней висел орден из кефирной крышечки. А деревянная сабля у него своя была. И он таскался за нами с рыцарской покорностью. А мы шлендали между этажами из одного дворца в другой.

— Ах, вот я сейчас поеду к графу Шваль де Крокодуль на четвертый этаж. — Лилька была готова — мамино выходное платье креп-жоржетовое напялила и набила газеткой ее огромные выходные туфли с золотыми пряжками. Она гремела ими, как де крокодульская лошадь копытами.

На четвертом этаже делать было нечего, графа не было дома, честно говоря, там никогда не было графов, там жила покинутая учительница Анна Михайловна, строгая армянская семья, и коммуналка, в которой орала сумасшедшая баба Варя. Повертевшись у графа перед воротами, Лилька топала вниз, она спускалась задом наперед, одной рукой хваталась за перила, другой поддерживала платье. Надо бы еще две руки — туфли держать, Яша в таких случаях бесполезный был, самому бы справиться: сабля била его по ногам и беретка сползала. Но они упрямо топали к нам, где моя бабушка встречала их церемонными поклонами — это графиня Лилька Шваб-Муренмурская с пажом Анри приперлись к принцессе Авроре Любентисской-Бубенманской (это я в горжетке, шляпке, занавеске и перчатках) попить чайку с пирожными — маленькими горячими сухариками с сахаром, сушками и липкими конфетками. Любентисская-Бубенманская встречала гостью надменно (потому что Лилька противная и Яшу все время к себе переманивала конфетами, а других пажов (пажей) у нас не соглашалось быть).

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии