Нас больше нет (СИ)

— Успокойся, Лера. У меня вино есть и несколько видов сыра — переждем грозу и разойдемся спокойно.

И, словно в подтверждение слов Давида, за окном так громыхнуло, что я вздрогнула от неожиданности. Ветер завывал, склоняя к земле деревья. Я вытянула шею, выглядывая в окно, и заметила припаркованную во дворе машину Давида. Надо же, я так крепко спала, что и не услышала, как он приехал.

— Я не пью, — смотрю на него исподлобья.

— Ладно, тогда поесть что-нибудь приготовлю.

Я не успеваю возразить, Давид скрывается за дверью вместе с пакетами.

В окно застучали капли дождя. Небо разделила пополам молния, и снова громыхнуло. На всякий случай я обмотала вокруг пояса плед и быстро пошла в свою комнату. Дрожащими руками достала из чемодана джинсы, натянула на себя.

Как же я зла на Давида!

За то, что даже спустя три года от него нигде не скрыться. За то, что ведет себя так, словно ничего не случилось. И словно это не он бросил меня в самый сложный период моей жизни.

Я падаю на кровать и закрываю ладонями глаза. Ладно, нужно успокоиться. Не так все плохо. Я могу переждать у себя грозу, а когда выйду из комнаты — Давид уже уедет.

Да, это отличный план. Намного лучше того, где мы будем сидеть за одним столом и делать вид, что между нами все в порядке.

Но дождь затянулся. Я всерьез начала побаиваться, что придется провести с Давидом ночь под одной крышей.

Поскорее бы все закончилось.

Раздался стук в мою дверь. Я притаилась.

— Я ужин приготовил, ты голодна? — послышался голос бывшего мужа.

— Нет, — говорю достаточно громко, чтобы он мог меня услышать через дверь.

Я прислушиваюсь к звукам в доме, чтобы удостовериться, что он ушел, но вместо этого Леонов толкает дверь в мою комнату и входит без приглашения.

— Если не хочешь ужинать со мной, могу принести сюда.

— Что во фразе «мне от тебя ничего не нужно» непонятно? — раздраженно спрашиваю я, садясь в постели.

— Я не хочу ссориться, Лера, — вздыхает Давид. — И я прекрасно понимаю, что у тебя есть полное право ненавидеть меня. Но сейчас по воле судьбы мы в одном доме, за окном вселенский потоп, и неизвестно, сколько это продлится. Поэтому давай посидим за столом и поболтаем. В конце концов, это благодаря моему члену ты получила мировое признание, — хмыкнул он и развернулся, чтобы уйти.

А я резко встала с кровати и бросилась за ним.

— Ты о чем вообще? Не вижу связи между твоим членом и моими картинами.

Конечно же, я лукавила, но Давид застал меня врасплох. Во-первых, я никак не предполагала, что он знает что-то о моей жизни, а уж тем более о творчестве. А во-вторых… ай, неважно.

??????????????????????????— Да ладно, ты и в самом деле думала, что я не узнаю свой член, пусть он и изображен красками на холсте? Ты родинку для приличия хоть бы в другом месте приделала. — Давид снимает чайник с плиты, со стуком ставит его на деревянную подставку и достает две чашки из шкафчика. — И теперь тысячи людей пялятся на мое хозяйство. Спасибо, никогда не сомневался что у тебя настоящий талант и в конце концов ты достигнешь успеха. Правда, не думал, что этому поспособствует то, что у меня скрывается в штанах.

Мои щеки вспыхнули. Черт, черт, черт, даже неудобно как-то.

На самом деле я долго пыталась найти собственный стиль и направление, но все было не то. Не было изюминки. Не было души. А после того, что со мной произошло, не было даже желания продолжать рисовать. Я даже всерьез задумалась покинуть художественную школу, о которой мечтала столько лет.

А потом моя сокурсница случайно увидела картину, которую я прятала у себя в комнате. Это было единственное, что я взяла с собой из прошлой жизни.

Давид, которого я рисовала в одних камуфляжных штанах еще тогда, когда была безмерно счастлива. И до безумия глупа и наивна.

Я не смогла уничтожить эту картину. Это было одновременно напоминанием и о лучших днях моей жизни, и о том, как сильно можно ошибиться в человеке. Урок, который я запомню на всю жизнь.

Эми сказала, что у меня получается изображать мужчин так, что кровь в жилах стынет. И я попробовала вновь. Правда, в этот раз не Давида. Я заплатила натурщику.

У него было божественное тело, в частности ягодицы. Это был черно-белый портрет его спины и сексуальной задницы. Моя работа получила высший балл, меня похвалили, сказали, что давно не видели такой игры света и теней, и неважно, что там был обнаженный мужик.

Собственно, с этого все и началось. Теперь у меня есть собственный уголок в картинной галерее современного искусства в нескольких странах мира. И мой отец точно не сможет мной гордиться и уж тем более похвастаться перед кем-то. Дочь, которая тратит свой талант на мазню в виде обнаженных мужиков, — не то, что стоит рассказывать своим коллегам по работе.

А насчет Давида… черт. Это было недоразумение.