Нас больше нет

– Алексеева к тебе привязана. Зря ты пытаешься оттолкнуть ее. Уж кто-кто, а она точно желает тебе добра. Глупец, тебе стоило бы на коленях благодарить Марину за все, что она для тебя сделала, а ты все жалуешься на несправедливость судьбы и ищешь спасения за бабской юбкой, – презрительно, но как-то слишком по-человечески ответил ему Андрей Сергеевич. В уголках его строгих серых глаз залегли глубокие морщины. Ему на мгновение подумалось, что будь у него такая покровительница в юности, он целовал бы ей ноги и сделал бы все возможное, лишь бы и дальше получать поддержку и добрый совет в трудный момент. Когда он был молод, никто не сказал ему, как избежать стольких падений в жизни. А сейчас, с высоты прожитых лет, мужчина видел, с какой самоотверженностью его советница каждый раз бросается на помощь этому юнцу, и с какой болью каждый раз уходит прочь, вместо благодарности получая презрение.

– Она предала меня, – упрямо сказал парень.

– Дурак! Она тебя спасла. Пригрозила самоубийством, если ты умрешь, кричала, что готова пожертвовать собой ради тебя. Несчастная женщина. Но, очевидно, сумасшедшая, раз связалась с тобой, – в голосе полковника вдруг прозвучали теплота и сострадание, удивившие его самого. Он на мгновение утратил свою суровую сдержанность, но тотчас его лицо вновь приняло холодное и злое выражение. – Идем. Я покажу тебе, что стало бы с тобой без нее.

Они вышли в длинный коридор, в котором тускло светили лампочки, по бокам потянулись бесконечные стальные двери. Но даже сквозь толстый металл слышались крики и вой, мало похожий на человеческий.

– Лаборатория Доктора Менгеле. В камерах – его опытные образцы, – спокойно сказал Рябушев, будто не замечая звуков, от которых кровь стыла в жилах.

Женя почувствовал, как к горлу поднимается тугой пульсирующий комок.

– Я не хочу видеть… – выговорил юноша, останавливаясь. Он зажал уши руками, закрыл глаза и не двигался с места.

– Ты хотел знать всю правду, – жестко оборвал его начальник бункера. – Будь мужчиной и найди в себе смелость посмотреть ей в лицо.

Пленник сделал шаг вперед, пошатнулся и едва не упал. «Я – мужчина. Я должен знать. Должен!» – уговаривал он сам себя, справляясь с дурнотой.

В конце коридора распахнулась дверь, оттуда выглянул недовольный Геннадий.

– Что? – в своей обычной манере спросил он, явно отвлеченный от какого-то дела. Евгений взглянул на него, и желудок вновь скрутило спазмом. Халат ученого был покрыт алыми пятнами свежей крови.

– Покажи ему, чем ты тут занимаешься, – попросил полковник. Хозяин лаборатории вытащил из кармана связку ключей и открыл одну из камер.

В ушах эхом отозвался полный невыносимой муки стон. Женя замер на пороге, заставляя себя открыть глаза. Он простоял, зажмурившись, несколько секунд, прежде чем решился взглянуть.

Узник сумасшедшего ученого лежал на полу, абсолютно голый, скорчившись от невыносимой боли, и на его теле почти не осталось живого места. Кожа вздулась ожогами и рубцами, слезла, обнажив плоть. Над каждой страшной отметиной перманентным маркером был выведен номер. Несчастный не переставая стонал, испытывая чудовищные страдания. Доктор Менгеле опустился на корточки перед своей жертвой, достал из кармана резиновые перчатки.

– Спиной к стене, – не повышая голоса, приказал он.

Заключенный повиновался беспрекословно, зная, что ослушание приведет к новым мучениям. С огромным усилием он повернулся к своему палачу. На его лице живыми были только глаза, измученные, воспаленные, остальные черты были обезображены пытками. Геннадий провел тампоном по одной из ран, и пленник зашелся криком. Его глаза закатились, и он затих, безжизненный и жуткий.

Женя пошатнулся, схватился рукой за стену. В глазах потемнело, на губах ощущался знакомый горький привкус. Сердце сбилось с ритма, стало нечем дышать. Он упал бы, но полковник подхватил его за локоть и усадил на пол.

Когда сознание юноши немного прояснилось, дверь в камеру была уже закрыта, Доктор Менгеле склонился над ним с пузырьком нашатырного спирта. Рябушева рядом не было, они остались вдвоем в темном коридоре. По спине Евгения поползли ледяные мурашки страха. «Куда делся полковник? Почему он оставил меня здесь?! И там, там…» – в висках пульсировала кровь.

– Что это? – выговорил парень.

– Внутри? – невозмутимо поинтересовался Гена. – На этом образце я испытываю средства для защиты кожи от химических воздействий. Если эксперимент увенчается успехом, возможно, споры грибов больше не будут для нас угрозой.

– Там… он… – Женю затрясло в ознобе.

– Пока что опыты можно считать неудачными, – с недовольством признался ученый. – Образец получает химические ожоги, средства не действуют в нужной мере.

– Образец? – прошептал пленник, пытаясь унять колотящееся сердце. – Он – человек, живой, он живой…

– На мертвом опыты ставить не получится, – равнодушно пожал плечами Доктор Менгеле. – Им придется немного пострадать во имя науки и выживания всего человечества.

– Вы – садист! – выдохнул юноша, закрывая лицо руками.