Нас больше нет

– Товарищ полковник, прикажете заставить его извиниться? – спросил солдат, с неожиданной злостью глядя на юношу.

– Если разрешит Алексеева, дашь ему по морде, – отозвался Андрей Сергеевич. – Этот наглец принадлежит ей.

– Принадлежит? – растерянно повторил Женя.

– Разрешите позвать товарища Алексееву? – перебил его Сергеев, получил разрешение кивком головы и умчался.

– Заметь, без моего приказа он даже чихнуть бы не решился в твою сторону, хотя у него очень чесались кулаки тебе врезать. Полное подчинение и контроль. Ну, если Марина Александровна на тебя еще обижена, точно получишь по своей наглой физиономии. Ребят дразнить не советую, тут так не принято. Можешь сильно поплатиться за невоздержанность. И да, хоть тебе это и не нравится, но ты принадлежишь Алексеевой. Как вещь, как раб. Она может выкинуть тебя, как только перестанет в тебе нуждаться. Если она захочет, расстреляет тебя лично или передаст в лабораторию. Ты здесь никто и жив только по ее милости. Не советую ее злить, ты себе даже не представляешь, на что она способна, – ухмыльнулся мужчина.

– Вам просто повезло, – прошептал пленник, будто не слышал слов своего спутника. – Только потому, что здесь нет голода и угрозы, вы можете чувствовать себя вершителем судеб. Когда кончится ваша тушенка, они растерзают вас.

– Уже вряд ли. Модель поведения вшита в подсознание, пластохинон с каждым годом все больше закрепляет ее. Геннадию удалось усовершенствовать формулу именно так, как того желал Генштаб, теперь эс-кей-кью, помимо своего прямого назначения, ускоряет регенерацию и притупляет сознание. Покорность – мое главное требование, видишь лозунги на стенах? Видимо, я отвык от бунтовщиков, поэтому ты мне так неприятен, – честно заявил Андрей Сергеевич.

– Вы – чудовище, – чуть слышно проговорил Женя, избегая смотреть на него.

– Я – их спаситель. В отличие от Коровина и Рыбакова, я не обрекал своих людей на голод и лишения, свободные люди в моем бункере не чистят сортиры и не копаются в земле, как это происходило в ваших убежищах.

– И кто же тогда чистит сортиры? – запальчиво спросил парень. – Уж не вы ли?

– Не хами, – раздраженно бросил полковник. – Ты еще не понял? Я разделил общество на классы, замкнутые касты. Всего их три. Свободные люди – я, Геннадий, ребята, которых ты очень разозлил своим наглым заявлением. Эта каста – лучшие мужчины и женщины, безоговорочно преданные, получила самые широкие привилегии, несмотря на военную организацию ее быта. Второй этаж полностью жилой, за дверями расположены комнаты на три-пять человек, в общем зале проводят свободное время и принимают пищу. В обязанности мужчин входит несение дежурства у дверей, операции на поверхности, функции надзирателей на нижних ярусах. Женщины занимаются воспитанием и обучением детей, некоторые из них также пожелали стать разведчиками, наравне с молодыми людьми. В касте свободных нет дискриминации, девушки вправе заниматься тем же, чем и юноши. Эти люди имеют право производить потомство, свободны в перемещениях, однако порой я или Геннадий отдаем им распоряжения. Как ты видел, при моем появлении они обязаны встать и дождаться команды «вольно!». Это дисциплинирует. Кстати, стены выкрашены в красный не случайно. Этот цвет угнетает психику, лишает воли к сопротивлению. Яркий свет и постоянное нахождение на виду также не способствует организации мятежа. Впрочем, его никогда и не будет, это скорее меры предосторожности, что-то вроде превентивного удара, мы не хотим рисковать. Кстати, вот и Марина Александровна.

Алексеева, сопровождаемая Сергеевым, остановилась, бросила хмурый взгляд на полковника.

– Геннадий будет очень недоволен тем, что вы меня отрываете от его задания. Что произошло?

Рябушев кивнул солдату, разрешая заговорить.

– Заключенный грубо высказался о нашей преданности и верности общему делу. Лично моя честь и честь всех моих товарищей задета. Я требую сатисфакции! – доложил парень.

– Что происходит? Андрей, что за игры, чем я могу здесь помочь? – резко спросила женщина.

– Это твой пленник. Если я разрешу Сергееву его ударить, ты же первая скажешь мне, что я не имел права так поступить, – издевательски протянул мужчина. Он явно желал вывести советницу из себя. Марина, едва стоящая на ногах от усталости, не поддалась на провокацию.

– Извинись, – приказала она Евгению.

– Вот так, да? – тихо сказал парень. – Не разобравшись, что к чему?

Алексеева застонала, обхватив голову руками.

– Как же мне все это надоело! Делай с ним, что хочешь, – опрометчиво заявила она, собираясь уйти.

Солдат только и ждал разрешения. Он ударил юношу по лицу, Женя пошатнулся, но устоял на ногах, с ненавистью взглянул на своих мучителей, потирая ушибленную скулу.

– Видишь, я ничего ему не приказывал. Сергеев принял решение сам, ему очень не понравилось твое неуважение, – заметил полковник. – Кстати, о подчинении. Ты помнишь, я сказал тебе, что те, кто удостоился чести быть свободными людьми, сделают по моему приказу все, что угодно. Можешь не верить мне, поверь своим глазам. Марина, покажи.