Нас больше нет

В день Катастрофы он дежурил по части – молодой лейтенант, еще совсем неопытный, но честолюбивый и амбициозный. Летнее тепло навевало ленивые мысли, в открытые окна лилось солнце. Андрей думал о том, что завтра ему дадут увольнительную, и он встретится со Светой, которая специально ради него прогуляет пары в институте. Они выпьют вкусного ароматного кофе в ресторанчике возле парка, потом пойдут кататься на аттракционах – он давно обещал ей. Резкий звук с улицы отозвался внутри паникой, рефлекторно, неосознанно, прежде чем до парня дошло, что это воет сирена ядерной тревоги.

«Не может быть!» – пронеслась мгновенная мысль, но душу затопило ожидание худшего. Это не учебная тревога. Это правда. Третья мировая война началась.

За долгие годы память стерла страшные картины бегства под землю и неразбериху томительных первых дней в убежище. Андрей помнил лишь, насколько слаженно и организованно действовало командование, эвакуируя личный состав в бункер, и отчаянную панику гражданских, бегущих от смерти, умоляющих о спасении. Конечно же, всем помочь было невозможно. Пускали женщин с детьми, молодых девушек и парней, с циничной жестокостью оставляя снаружи стариков.

Лейтенант находился у дверей вместе с командиром части, отгоняя тех, кто был не нужен под землей. Солдаты встали заградительной стеной у входа в подвал, ощетинились автоматами. Толпа напирала, лезла, слышались крики и мольбы, рыдала, упав на колени, пожилая женщина.

– Мальчики, родненькие, пустите! Ой, страшно! – причитала она, протягивая руки. Молодые ребята не дрогнули, не отступили ни на шаг, четко следуя вбитой бесконечными учебными тревогами инструкции. Здесь не было места состраданию, жалости и милосердию. Нужно было выжить. Любой ценой. И каждый понимал, что даже один впущенный человек – лишний рот, лишающий лично его, солдата-срочника, который волей случая оказался здесь, необходимого куска пищи и глотка воды.

Генерал Васильев, начальник части 41–27 города Мытищи[5], то и дело хватался за телефонный аппарат, то набирая какие-то цифры на диске, то отвечая на звонки, устало кивал, тихо отдавал команды Рябушеву, и парень метался между выходом из убежища и дверью подвала, передавая приказы. Высшему командному составу уже тогда было ясно, что их пребывание под землей затянется надолго, решения принимали на ходу, боясь опоздать. Андрей вернулся к командиру, задыхаясь от быстрого бега. Тот смотрел перед собой, держа в руках молчащую трубку. Лицо мужчины было серым и безжизненным.