Нарышкины, или Строптивая фрейлина

Но разговор мудреный вскоре сбился с накатанной дороги, оттого что явилась в горницу Наталья и принесла на подносе кубки с вином – для угощения гостей. Оба они – и смиренный монах-базилианин Полоцкий, и алчущий смирения молодой подьячий Медведев – уставились на девицу столь скоромно и столь жадно, что Матвееву неловко сделалось. Озирали ее с ног до головы, словно в срамной дом пришли и себе по вкусу девку присматривали! Другая на месте Натальи со стыда сгорела бы, однако она, как ни в чем не бывало, поклонилась Полоцкому приветливо, попотчевала его с уважением и лаской, ну а на Сильвестра Медведева, человека молодого, и глаз не подняла, как и положено честной девице.

Наконец она ушла, однако обсуждение «Вертограда многоцветного» более не возобновлялось. Матвеев видел, что гости его весьма озадачены, и спросил впрямую, что с ними.

– Судьбу увидали, – ответил с тонкой усмешкой Полоцкий, – и судьба-то непростая у девицы сложится!

Матвеев насторожился. Умение заглянуть в будущее во все времена влекло людей, и еще со времен Иоанна Грозного те предсказания, что были сделаны ему доктором Бомелиусом, его архиятером, то есть лейб-медиком и личным звездочтецом, астрологом, волновали умы людей знающих – волновали своей правдивостью, тем, что сбылись с точностью. А что Полоцкий, что молодой ученик его были людьми непростыми…

Матвеев пытался спрашивать, однако ученые гости отмалчивались, и лишь когда собрались уходить, Полоцкий наконец сказал, что видит он в Наталье любовь государя.

– Любовь государя? – недоверчиво переспросил Матвеев.

Полоцкий наклонил голову в знак согласия, а Сильвестр Медведев что-то прошептал, будто отозвался невнятным эхом:

– …бовь… сударя…

Тогда Артамон Матвеев повалился многоумным гостям в ноги и принялся молить не выносить сего предсказания из дому, ибо ему совсем не хотелось пойти по стопам боярина Всеволожского. Милославские, чья дочь сидела на троне рядом с этим самым государем, были в большой силе, ссориться с ними – для живота опасно! Впрочем, и Полоцкому с Медведевым собственные головы еще не надоели, а потому они и сами помалкивали.

Минуло какое-то время, и государь овдовел. Однако не век в жалевом, как в старину говорили, платье ходить, не век траур носить: театр Матвеева начал давать представления, на одно из которых снизошел явиться сам государь всея Руси, царь Алексей Михайлович, который во время одного такого посещения увидал Наталью Нарышкину, полюбил ее – и начал помышлять о новом браке.

Дальнейшее известно всем: в угоду обычаям состоялись новые выборы невесты, однако предпочтение царя было единственным – Наталья Нарышкина с ее прекрасными черными глазами, которые сулили царю то, чего он еще не испытывал: радость разделенной плотской любви.

Глаза Натальины его не обманули, и скучная, заплесневелая жизнь в царском дворце, где запрещено было и шутки шутить, и песни петь, и даже смеяться, пошла совсем по-иному. Старшие дети государя, от Милославской, молоденькую мачеху ненавидели и старались всяко охаять ее перед отцом, однако он ничего не мог поделать со своим сердцем и своей плотью. Прежняя-то жена не восходила на супружеское ложе иначе, как отбив полсотни земных поклонов, замаливая перед Богом предстоящее телесное совокупление, а эта, молоденькая, пылкая, была вовсе не сосудом греха, как уверяли святые отцы, не зеницею дьявола, не засадой спасению, не змеей и мирским мятежом – а счастьем.

Впрочем, дети царя все же честили ее поборницей греха, и еще больше шепотков поползло по тесным кремлевским закоулкам да задворкам, когда Наталья Кирилловна родила сына Петра – будущего государя…

Симеон Полоцкий, воспитатель царевича, напророчил ему славное и грозное грядущее, и ему верили, ибо теперь и он сам, и Матвеев уже не скрывали, что Полоцкий некогда разглядел и точно предрек будущее Натальи Нарышкиной, поистине ставшей любовью государя.

Однако случилось так, что пути учителя и его бывшего ученика разошлись. Сильвестр Медведев был тоже приближен к царскому двору за превеликую свою ученость, однако куда теснее его приблизила к себе царевна Софья, старшая дочь Алексея Михайловича от Марии Милославской. Что тут скажешь, клобук не делает монаха… Отдав свою любовь царевне, Сильвестр стал открытым противником ее мачехи, и именно с его легкой руки пополз слушок, будто он сразу в царице разглядел не любовь государя, а любовь сударя, то есть каждого-всякого мужчины. Выходило, что царица блудлива, – и эту весть радостно подхватили Софьины приспешники…