Народный мститель

В конце девяностых годов кривая карьерного роста его отца резко поползла вверх: батю неожиданно перевели из Пулкова в Большой Дом, где он за два года сделал головокружительную карьеру, пройдя путь от майора до полковника, начальника отдела. Как это обычно и случалось с питерскими силовиками, следующей ступенькой карьерного роста стала Москва. В то время представители клана питерских «фейсов» с ошеломляющей скоростью занимали руководящие кресла в госаппарате, МВД, Министерстве обороны, Наркоконтроле, входили в советы директоров крупнейших банков, нефтяных компаний и корпораций. В массовое сознание кривым ржавым гвоздем забивалась бесхитростная, а потому магически действовавшая на многих людей мысль: мол, только спецслужбы могут спасти страну от хаоса, беззакония и коррупции. Словосочетание «чекист из Санкт-Петербурга» превратилось в признак элитной касты, эдакий геральдический знак. За неполный десяток лет некогда скромный офицер-пограничник стал генерал-лейтенантом ФСБ, заняв место в десятке наиболее влиятельных людей на Лубянке, а значит, и во всей Российской Федерации.

Карьерный взлет Матюкова-старшего мгновенно отразился на статусе всей семьи. Мать Алекса, Валерия Никодимовна Матюкова, сперва поменяла прилавок зоомагазина на кабинет владелицы модного бутика на Невском, затем стала хозяйкой огромного магазина стройматериалов в Подмосковье, следом получила солидную долю в одном из аппетитных строительных холдингов, который в скором времени не без помощи связей мужа, естественно, полностью прибрала к рукам.

Самого же Алекса все эти жизненные метаморфозы словно бы тюкнули топором по нежному темечку. Его мечта стать «самым-самым крутым» сбылась безо всякого приложения каких-либо сил с его стороны – будто бы по мановению волшебной палочки. Неожиданные резкие изменения в судьбе словно бы распахнули в его душе запертую доселе дверь, и оттуда дохнуло свежим воздухом – счастьем всемогущества.

Бывший троечник из обычной питерской школы без особого труда поступил в МГИМО, где, впрочем, появлялся лишь на сессиях. Секьюрити ночных клубов почтительно ставили у входных дверей его роскошные лимузины и спортивные кабриолеты, которые он менял раз в полгода. В этих машинах, со слов самого Алекса, перебывали едва ли не самые красивые девушки Москвы. Однако застарелый детский комплекс «доказать всем и каждому, что он не какой-то там выскочка и что ему можно абсолютно все», нередко толкал ошалевшего от вседозволенности парня на совершенно неадекватные поступки. Кокаин, на котором он давно и плотно сидел, лишь усиливал это желание.

Теперь Матюков-младший жил в постоянном сладостно-нервном кайфе, в непрерывном опьянении собственным всемогуществом и безнаказанностью. Стремление запрессовать всех противников, врагов, да и просто окружающих заставляло бурлить кровь и пьянило разум. И нередко стремление это подавляло не только здравый смысл, но и обычное чувство самосохранения.

Полгода назад Матюков-младший, нанюхавшись кокаина, решил погонять по ночной Москве на своем новом «Мазерати» и спустя полчаса сбил старика, ветерана войны, – к счастью, не насмерть. Правда, до суда дело не дошло: потерпевшему дали денег, «Мазерати» быстренько разобрали на запчасти, а сотрудников ГИБДД нейтрализовали – кого при помощи подарков и посулов, а кого – и угроз. Самого Алекса отправили на лечение в элитную наркоклинику под Лондоном, где с немалым трудом отучили от наркотиков. В Москву он вернулся тихим, просветленным и задумчивым, пообещав, что «никогда больше к наркотикам не притронусь, ни-ни!». Однако не прошло и полгода, как все началось по новой: ночные клубы, кокаин, безумные гонки под кайфом и чувство абсолютной вседозволенности.

Матюков-старший, человек прагматичный, неглупый и достаточно жесткий, прекрасно понимал: время для воспитания сына упущено навсегда. Алекса было невозможно заставить задуматься о будущем, изменить образ жизни. С тем же успехом доски могли просить плотника, чтобы тот их не строгал, не пилил, не рубил, не вбивал в них гвоздей и не швырял оземь. Было очевидно: рано или поздно единственный сын вновь вляпается в какую-нибудь нехорошую историю. Именно поэтому генерал-лейтенант ФСБ на всякий случай организовал сыну и «блатной» номер «ЕКХ», и лубянский спецталон на лобовое стекло.

Мать же, как это обычно и бывает с любящими матерями, души не чаяла в единственном сыне и на все попытки генерала утихомирить Алекса обычно реагировала так: «У него такое тяжелое детство было, неужели нельзя хоть немного подурачиться? Молодой, перебесится… Неужели ты не поможешь родному сыну в случае чего?..»