Народ о религии

— Чего он привязался? — спрашивает баба.

А сосед и говорит:

— Это за тобой смерть пришла.

Испугалась баба, гонит от себя гуся и кричит:

— Иди к деду!

А дед кричит:

— Иди к бабе!

Вот они и гоняют гуся один к другому — никому помирать не хочется.

Засмеялся сосед, отогнал гуся и говорит:

— Жить горько, а помирать еще горше.

Пословицы и поговорки

Русские

Где хлеба край, там и под елью рай, а как хлеба ни куска, так везде тоска.

Пусти душу в ад, будешь богат.

И в аду обживешься, — так ничего, жить можно.

Без бороды и в рай не пустят.

Мы и в аду служить будем на бар: они будут в котле кипеть, а мы дрова подкладывать.

Украинские

Не жди избавления с неба, добывай больше хлеба.

Без веры в небо — добыли много хлеба.

Не верь в рай — больше хлеба собирай.

Если захотим, то и небо покорим.

Повышай урожай — не надейся на рай.

Ни в аду, ни в раю нам делать нечего.

Белорусские

Богатому и в аду хорошо.

Рай и ад нужны тому, кто богат. Небо не дает хлеба.

Небо-то небо, но ведь нужно и хлеба. Никто на том свете не бывал.

Бедняку рай не нужен.

Церковь и богослужение

Сказки и остроты

Русские

1. ЦАРЬ ИВАН ГРОЗНЫЙ И ДЕРЕВЕНСКИЙ ШИБАРША [5]

вечером раз царь Иван Васильевич пошел сам гулять, навстречу ему попался шибарша и окликал его:

— Кто-де идет?

И царь Иван Васильевич сказал:

— Я-де московский скосарь.

И сам его окликал, и шибарша сказался:

— Я-де деревенский лабза.

И шибарша говорил:

— Московский скосарь, куда идешь?

И царь Иван Васильевич сказал ему:

— Гулять-де иду. А ты-де, деревенский лабза, куда идешь?

И он сказал ему:

— Я-де воровать иду.

И царь Иван Васильевич спросил его:

— Куда-де идешь воровать-то?

И он сказал ему:

— Я-де в Москву иду.

И московский скосарь деревенскому лабзе говорил:

— Возьми-де с собой воровать.

И деревенский лабза говорил же:

— Куды-де нам идти воровать-то?

И московский скосарь говорил же:

— Пошли-де к царю Ивану Васильевичу воровать.

И деревенский лабза ударил его в щеку и говорил:

— Не думай-де на нашего царя Ивана Васильевича лиха, он-де до нас милостив, поит нас и кормит и всех жалует, пошли-де к главному министру воровать.

И пошли вместе. И шибарша, пришедши к главному министру на окошко, и слушал, и министр жене своей говорил:

— Жена-де, сделай мне лютого зелья.

И жена ж спросила его: ⁴

— На что-де тебе?

И он сказал ей:

— Утре-де ко мне государь будет кушать, я-де ему поднесу чашку лютого зелья, и он-де выпьет, и ему-де от этого смерть случится.

И шибарша, вскоча с окна, московскому скосарю говорил:

— Полно-де, брат, воровать.

И пошли по домам, и московский же скосарь деревенскому лабзе говорил:

— Приди-де ты ко мне ко заутрене.

Деревенский лабза ко заутрене пришел, и стали с

московским скосарем вместе, и вышедший архиерей говорил:

— Доселе-де царь Иван Васильевич воров выискивал, а нонче-де сам с ворами знается.

Московский скосарь деревенскому лабзе говорил:

— Надобно архиерею насмешку отсмеять.

И деревенский лабза говорил же:

— Можно-де отсмеять.

И деревенский лабза, дождавши ночи, надел на себя архиерейское платье и взял суму большую и пошел к архиерею на двор; и, пришедши на двор, под окошком стукался и говорил:

— Архиерей-де божий, выгляни!

И архиерей выглянул и спросил его:

— Кто-де тут есть?

И деревенский лабза сказался:

— Я-де ангел божий; велено-де тебя на небеса взять.

И архиерей говорил же:

— Разве-де я умолил?

И лабза говорил:

— Умолил-де, архиерей божий!

И архиерей говорил:

— Как же-де ты меня поведешь на небо?

И лабза говорил же:

— Садись-де в эвту суму-то!

И как оный архиерей сел, и оный лабза поднял его на плечи и понес на колокольню Ивана Великого, и архиерей спрашивал его:

— Далеко ли-де, ангел божий, до неба?

И он сказал ему:

— Недалеко.

И взнес его на колокольню Ивана Великого и с той колокольни в той суме спустил его по лестнице и сам говорил:

— Крепись-де, архиерей божий, первое тебе мытарство.

И как того архиерея по лестницам же на другую сторону перевернул, то говорил же:

— Архиерей-де божий, крепись, второе мытарство.

И потом в третие то ж говорил, и как оный архие

рей упал наземь, и оный же лабза говорил:

— На небе-де ты уж, архиерей божий!

И, взяв его, положил к себе на плечи и пошел к Спасским воротам и на тех воротах в стену вбил железный гвоздь и повесил того архиерея в той суме и написал на той суме: «Деревенский шибарша».

И возле сумы поставил дубину и на той суме написал же: «Кто-де в эвти ворота поедет и на той суме подпись увидит да ежели трижды по суме не ударит, и тот будет проклят отныне и довеку».

И поутру царь Иван Васильевич, поехавши к заутрене, увидел на той суме тое подпись и взял дубину и стал по суме бить и говорил:

— Я-де не хочу в проклятии быть.

И которые за ним люди ни были, то также били; и царь Иван Васильевич, отслушавши заутреню, и поехал во дворец домой, и архиерей услышал, что царь Иван Васильевич едет, и взмолился:

— Батюшка царь Иван Васильевич, помилуй!

И царь Иван Васильевич спросил:

— Кто-де есть в суме?

И он сказал ему:

— Я-де, архиерей.

И царь Иван Васильевич говорил же:

— Зачем-де ты сюда зашел?