Вышел дед за ворота и забил тревогу; солдат, как услыхал барабанный бой, пустился бежать из ада сломя голову, словно бешеный; всех чертей распугал и выскочил за ворота. Только выскочил, ворота — хлоп и заперлися крепко-накрепко. Солдат осмотрелся кругом: никого не видать, и тревоги не слыхать; пошел назад и давай стучаться в пекло.
— Отворяйте, скорее! — кричит во все горло. — Не то ворота сломаю!
— Нет, брат, не сломаешь! — говорят черти. — Ступай себе куда хочешь, а мы тебя не пустим; мы и так насилу тебя выжили!
Повесил солдат голову и побрел куда глаза глядят. Шел-шел и повстречал господа.
— Куда идешь, служба?
— И сам не знаю!
— Ну, куда я тебя дену? Послал в рай — нехорошо! Послал в ад — и там не ужился!
— Господи, поставь меня у своих дверей на часах.
— Ну, становись.
Стал солдат на часы. Вот пришла Смерть.
— Куда идешь? — спрашивает часовой.
Смерть отвечает:
— Иду к господу за повелением, кого морить мне прикажет.
— Погоди, я пойду спрошу.
Пошел и спрашивает:
— Господи! Смерть пришла, кого морить укажешь?
— Скажи ей, чтоб три года морила самый старый люд.
Солдат думает себе: «Эдак, пожалуй, она отца моего и мать уморит: ведь они старики».
Вышел и говорит Смерти:
— Ступай по лесам и три года точи самые старые дубы.
Заплакала Смерть:
— За что господь на меня прогневался, посылает дубы точить!
И побрела по лесам, три года точила самые старые дубы; а как изошло время — воротилась опять к богу за повелением.
— Зачем притащилась? — спрашивает солдат.
— За повелением, кого морить господь прикажет.
— Погоди, я пойду спрошу.
Опять пошел и спрашивает:
— Господи! Смерть пришла, кого морить укажешь?
— Скажи ей, чтоб три года морила молодой народ.
Солдат думает себе: «Эдак, пожалуй, она братьев
моих уморит!»
Вышел и говорит Смерти:
— Ступай опять по тем же лесам и целых три года точи молодые дубы; так господь приказал!
— За что это господь на меня прогневался!
Заплакала Смерть и пошла по лесам, три года точила все молодые дубы, а как изошло время — идет к богу, едва ноги тащит.
— Куда? — спрашивает солдат.
— К господу за повелением, кого морить прикажет.
— Погоди, я пойду спрошу.
Опять пошел и спрашивает:
— Господи! Смерть пришла, кого морить укажешь?
— Скажи ей, чтоб три года младенцев морила.
Солдат думает себе: «У моих братьев есть ребятки:
эдак, пожалуй, она их уморит!»
Вышел и говорит Смерти:
— Ступай опять по тем же лесам и целых три года гложи самые малые дубки.
— За что господь меня мучает! — заплакала Смерть и пошла по лесам, три года глодала самые что ни есть малые дубки; а как изошло время — идет опять к богу, едва ноги передвигает.
— Ну, теперь хоть подерусь с солдатом, а сама
дойду до господа! За что так девять лет он меня наказует?
Солдат увидал Смерть и окликает:
— Куда идешь?
Смерть молчит, лезет на крыльцо. Солдат ухватил ее за шиворот, не пускает. И подняли они такой шум, что господь услыхал и вышел:
— Что такое?
Смерть упала в ноги:
— Господи, за что на меня прогневался? Мучилась я целых девять лет: все по лесам таскалась, три года точила старые дубы, три года точила молодые дубы, а три года глодала самые малые дубки… еле ноги таскаю!
— Это все ты! — сказал господь солдату.
— Виноват, господи!
— Ну, ступай же, за это носи девять лет Смерть на закортышках (на плечах).
Засела Смерть на солдата верхом. Солдат — делать нечего — повез ее на себе; вез-вез — и уморился; вытащил рог с табаком и стал нюхать. Смерть увидала, что солдат нюхает, и говорит ему:
— Служивый, дай и мне понюхать табачку.
— Вот те на! Полезай в рожок да и нюхай сколько душе угодно.
— Ну, открой-ка свой рожок!
Солдат открыл, и только Смерть туда влезла — он в ту ж минуту закрыл рожок и заткнул его за голенище. Пришел опять на старое место и стал на часы. Увидал его господь и спрашивает:
— А Смерть где?
— Со мною.
— Где с тобою?
— Нет, господи, не покажу, пока девять лет не выйдет; шутка ли ее носить на закортышках! Ведь она не легка!
— Покажи, я тебя прощаю!
Солдат вытащил рожок, и только открыл его, Смерть тотчас и села ему на плечи.
— Слезай, коли не сумела ездить, — сказал господь.
Смерть слезла.
— Умори же теперь солдата! — приказал ей господь и пошел куда знал.
— Ну, солдат! — говорит Смерть. — Слышал: тебя господь велел уморить!
— Что ж? Надо когда-нибудь умирать! Дай только мне исправиться.
— Ну, исправься!
Солдат надел чистое белье и притащил гроб.
— Готов? — спрашивает Смерть.
— Совсем готов!
— Ну, ложись в гроб!
Солдат лег спиной кверху.
— Не так! — говорит Смерть.
— А как же? — спрашивает солдат и улегся на бок.
— Да все не так!
— На тебя умереть-то не угодишь! — и улегся на другой бок.
— Ах, какой ты, право! Разве не видал, как умирают?
— То-то и есть, что не видал!
— Пусти, я тебе покажу.
Солдат выскочил из гроба, а Смерть легла на его место.
Тут солдат ухватил крышку, накрыл поскорее гроб и наколотил на него железные обручи; как наколотил обручи — сейчас же поднял гроб на плечи и стащил в реку. Стащил в реку, воротился на прежнее место и стал на часы. Господь увидал его и спрашивает:
— Где же Смерть?
— Я пустил ее в реку.
Господь глянул — а она далеко плывет по воде. Выпустил ее господь на волю.