Народ, или Когда-то мы были дельфинами

Пиво пенилось в чаше. Мау следил за большим круглым камнем — так, на всякий случай, но Дедушки, наверное, умели пить пиво прямо из мира духов.

Он пропел всю песню, стараясь не пропустить ни одного куплета, особенно того, который получался очень смешным, если делать правильные жесты. К тому времени, когда он закончил, пиво стало прозрачным, и золотые пузырьки поднимались на поверхность. Мау отхлебнул, чтобы проверить. Сердце не остановилось после первого же удара, а это значило, что пиво, скорее всего, в порядке.

Он отступил на несколько шагов и сказал, обращаясь к открытому небу:

— Дедушки, вот ваше пиво!

Ничего не случилось. Конечно, нехорошо так думать, но они могли бы и спасибо сказать.

Потом мир втянул воздух и выдохнул слова:

— ТЫ НЕ СПЕЛ ЗАКЛИНАНИЕ!

— Я спел песню! Это хорошее пиво!

— МЫ ГОВОРИМ ПРО ЗАКЛИНАНИЕ, СОЗЫВАЮЩЕЕ НАС К ПИВУ!!!

Ещё пара птиц-дедушек плюхнулась на близстоящие деревья.

— Я даже не знал, что такое существует!

— ТЫ ЛЕНИВЫЙ МАЛЬЧИШКА!

Мау схватился за эти слова.

— Вот именно! Я ещё мальчик! Некому меня научить! Вы можете…

— ТЫ ИСПРАВИЛ ЯКОРЯ БОГОВ?

И голоса умолкли, остались только вздохи ветра.

Пиво с виду хорошее. Зачем ему заклинание? Мать Мау варила хорошее пиво, и люди сами приходили.

На край пивной чаши, хлопая крыльями, приземлилась птица-дедушка и окинула Мау взглядом, говорившим: «Если ты собираешься умирать, то поторопись. А если нет, то иди отсюда».

Мау пожал плечами и пошёл прочь. Но спрятался за дерево, а уж прятаться он умел. Может, большой круглый камень и правда откатится?

Прошло совсем немного времени, и к каменной чаше слетелось ещё несколько птиц-дедушек. Они некоторое время ссорились, а потом, прерываясь время от времени на очередную короткую стычку, принялись серьёзно пьянствовать, качаясь взад-вперёд (потому что именно так двигаются птицы, когда пьют), потом — качаясь назад и вперёд, и ещё дальше вперёд, и часто падая (потому что именно так передвигаются птицы, когда выпьют свежего пива). Одна птица поднялась в воздух и задом наперёд улетела в кусты.

Мау в раздумьях пошёл обратно на пляж, остановившись по дороге, чтобы вырезать в лесу копьё. На берегу он заострил копьё и обжёг остриё на огне для прочности, время от времени поглядывая на солнце.

Всё это он делал медленно, потому что голова его заполнялась вопросами. Они вылезали из чёрной дырки у него внутри так быстро, что трудно было думать отчётливо. Скоро ему придётся встретиться с призрачной девчонкой. Это будет… непросто.

Он опять посмотрел на белый прямоугольник. Блестящий металл по краю был мягкий и бесполезный, и его легко было соскрести. Что же до картинки — а вдруг это какое-то колдовство или амулет вроде голубой бусины? Что толку бросать копьё в большое каноэ? Это же не добыча, его не убьёшь. Но призрачная девчонка была единственным, кроме Мау, человеком на острове, и, что ни говори, она дала ему штуку, которая делает искры. Эта штука ему больше не нужна, но всё равно это замечательная вещь.

Когда солнце приблизилось к островку Малого Народа, Мау прошёл по пляжу и вошёл в нижний лес.

Даже по запаху можно было определить, что тут всё растёт изо всех сил. Обычно здесь царила полутьма, но большое каноэ оставило широкий след, и дневной свет лился на клочки земли, которые не видели его веками. Шла борьба за место под солнцем. Новые зелёные ростки яростно тянулись к небу, разворачивались петельки стеблей, лопались семена. Лес отвечал на прошедшую по нему волну своей собственной, зелёной волной: через полгода никто даже не догадается, что тут произошло.

Мау замедлил шаг при виде разбитого большого каноэ, но там никто не двигался. Нужно быть чрезвычайно осторожным. Ошибиться очень легко.

Ошибиться очень легко.

Она ненавидела имя Эрминтруда. Точнее, ненавидела «труду». «Эрмин» звучало совсем неплохо. Труди тоже неплохое имя, но бабушка сказала, что оно звучит «легкодоступно», не объяснив, что это значит, и запретила ей так себя называть. Даже Гертруда — и то лучше. Конечно, в нём всё ещё остаётся «труда», но одну из принцесс королевского дома звали Гертрудой, и газеты называли её принцессой Герти, а девушка с таким именем, наверное, получает хоть какое-то удовольствие от жизни.

«А вот Эрминтруда, — думала она, — как раз подходящее имя для девушки, способной пригласить молодого человека на чай и всё испортить». Угольная печка по-прежнему дымила, мука, из которой Эрминтруда пыталась испечь кексы, ужасно пахла из-за дохлого омара, которого держали в бочонке. И ещё у неё было стойкое ощущение, что мука не должна двигаться сама по себе. Эрминтруде удалось открыть последнюю жестянку «Патентованного вечного молока доктора Паундбери», на которой было написано, что молоко и через год сохранит тот же вкус, что и в день, когда его законсервировали. Это была, по всей видимости, правда. К сожалению. Молоко пахло так, как будто в нём утонули мыши.