«Костик пьяница, но не такой, как бывают в городах пьяницы из фабричных, чиновников или в деревнях – из помещиков, поповских, дворовых, пьяницы, пропившие ум, совесть и потерявшие образ человеческий. Костик любит выпить, погулять; он настолько же пьяница, насколько и те, которые, налюбовавшись на Шнейдершу, ужинают и пьют у Дюссо. Вообще нужно заметить, что между мужиками-поселянами отпетые пьяницы весьма редки. Я вот уже год живу в деревне и настоящих пьяниц, с отекшими лицами, помраченным умом, трясущимися руками, между мужиками не видал. При случае мужики, бабы, девки, даже дети пьют, шпарко пьют, даже пьяные напиваются (я говорю “даже”, потому что мужику много нужно, чтобы напиться пьяным, – два стакана водки бабе нипочем), но это не пьяница. Ведь и мы тоже пьем – посмотрите на Елисеева, Эрбера, Дюссо и т. п. – но ведь это еще не отпетое пьянство. Начитавшись в газетах о необыкновенном развитии у нас пьянства, я был удивлен тою трезвостью, которую увидал в наших деревнях. Конечно, пьют при случае – Святая, никольщина, покровщина, свадьбы, крестины, похороны, но не больше, чем пьем при случае и мы. Мне случилось бывать и на крестьянских сходках, и на съездах избирателей-землевладельцев – право, не могу сказать, где больше пьют. Числом полуштофов крестьяне, пожалуй, больше выпьют, но необходимо принять в расчет, что мужику выпить полштоф нипочем – галдеть только начнет, и больше ничего. (Штоф – 1,23 литра.) Проспится – и опять за соху. Я совершенно убежден, что разные меры против пьянства – чтобы на мельнице не было кабака, чтобы кабак отстоял от волостного правления на известное число сажен (экая штука мужику пройти несколько сажен – я вот за 15 верст на станцию езжу, чтобы выпить пива, которого нет в деревне) и пр. и пр. – суть меры ненужные, стеснительные и бесполезные. Все, что пишется в газетах о непомерном пьянстве, пишется корреспондентами, преимущественно чиновниками, из городов. Повторяю, мужик, даже и отпетый пьяница – что весьма редко, – пьющий иногда по нескольку дней без просыпу, не имеет того ужасного вида пьяниц, ведущих праздную и сидячую комнатную жизнь, пьяниц, с отекшим лицом, дрожащими руками, блуждающими глазами, помраченным рассудком. Такие пьяницы, которых встречаем между фабричными, дворовыми, отставными солдатами, писарями, чиновниками, помещиками, спившимися и опустившимися до последней степени, между крестьянами – людьми, находящимися в работе и движении на воздухе, – весьма редки, и я еще ни одного здесь такого не видал, хотя, не отрицаю, при случае крестьяне пьют шпарко. Я часто угощаю крестьян водкой, даю водки помногу, но никогда ничего худого не видел. Выпьют, повеселеют, песни запоют, иной, может, и завалится, подерутся иногда, положительно говорю, ничем не хуже, как если и мы закутим у Эрбера. Например, в зажин ржи я даю вечером жнеям по два стакана водки – хозяйственный расчет: жней должно являться по 4 на десятину (плата от десятины), но придет по 2, по 3 (не штрафовать же их); если же есть угощение, то придет по 6 и отхватывают половину поля в один день – и ничего. Выпьют по два стакана подряд (чтобы скорее в голову ударило), закусят, запоют песни и веселые разойдутся по деревням, пошумят, конечно, полюбезнее будут со своими парнями (а у Эрбера разве не так), а на завтра опять, как роса обсохнет, на работу как ни в чем не бывало».
М-да…
У русского народа на глазах теряется интерес к реальной жизни, которая невозможна без реальной работы, мало этого, русский народ вырождается, не видя цели в своей жизни, а мы всё стонем – пьянство, пьянство!
Но вернёмся к царской интеллигенции.
Каратели
Интеллигенция при царе формировалась в основном из класса паразитического дворянства, а у мужчин этого класса была обязанность – защищать Россию. И что касается этой обязанности, то нельзя не сказать о том, как исполнялась эта обязанность дворянством, а по сути теми же людьми, из которых состояла и интеллигенция царской России.
Обопрусь на вспоминание белогвардейского офицера Ю.В. Макарова «Моя служба в Старой Гвардии. 1905–1917. Мирное время и война».
Поскольку речь идёт о воспоминаниях, то сначала несколько слов о самом авторе. Ю. Макаров (1886–1949), уроженец богатой помещичьей семьи, к 1917 году был штабс-капитаном лейб-гвардии Семеновского полка.
А в связи с тем, что я буду эти воспоминания густо цитировать, то напомню термины: немецкое слово Leibgarde произошло от немецкого Leib – «тело» и латинского Guardia – «защита, охрана». Те, кто в настоящее время называются сержанты и старшины, в царской армии назывались «унтер-офицеры», те, кто сегодня лейтенанты и капитаны (у царя – прапорщики, подпоручики, поручики, штабс-капитаны и капитаны), назывались «обер-офицеры». А те, кто сегодня майоры, подполковники и полковники (у царя – подполковники и полковники), назывались «штаб-офицеры».