Народ

Ревнители старины, любящие повторять: «Мы — люди верующие!» — если вы таковы на самом деле, то признайте: разве не с помощью веры защитил французский народ в не столь давние дни[90] свою свободу, а с нею — свободу всего мира, от этого самого мира? Вы любите твердить о рыцарстве былых времен... Разве не были рыцарями, в полном смысле этого слова, наши крестьяне солдаты? Говорят, что Революция уничтожила знать; как раз наоборот, она создала тридцать четыре миллиона по своему знатных людей. Дворянин эмигрант бахвалился славой своих предков; крестьянин, участник легендарных побед, мог бы ответить ему: «Я сам себе предок!»

Наш народ, благодаря своим великим делам, стал знатным; Европа осталась не знатной. Но нужно всерьез подумать о том, как сохранить эту знатность: она в опасности. Крестьянин, попадая в кабалу к ростовщику, не только разоряется, но и нищает духом. Если несчастный должник боится встретить кредитора и прячется от него, озираясь и трепеща, много ли мужества сохранится в его душе? Во что превратится поколение, выросшее в страхе перед евреями банкирами, живущее под вечной угрозой конфискации имущества, наложения на него ареста, продажи его с молотка?

Надо изменить законы — необходимость этого очевидна как с политической, так и с моральной точки зрения.

Если бы вы были немцами или итальянцами, я сказал бы: «Посоветуйтесь со знатоками законов; надо лишь соблюдать нормы гражданского права». Но вы — французы, вы — не просто народ, а народ, олицетворяющий принцип, великий политический принцип. Его надо защитить любой ценой. Этот принцип должен жить. Живите же, во имя спасения мира!

Если по уровню промышленности Франция на втором месте в Европе, то по числу крестьян собственников, бывших солдат она вышла на первое, Ни у одного народа со времен Римской империи не было такой мощной основы. Вот почему Франция — и гроза, и оплот всего мира, вот почему на нее смотрят и со страхом, и с надеждой. Ведь это она выставит в грядущем армию, если нахлынут варвары.

Наши враги тешатся тем, что эта великая Франция, которая таится под спудом и безмолвствует, управляется Францией — микрокосмом, горстью людей шумливых и вздорных. Ни одно правительство со времен Революции не пеклось об интересах земледельцев. Промышленность, младшая сестра сельского хозяйства, отняла у него право первородства. Реставрация[91] содействовала росту землевладения, но только крупного. Даже Наполеон, столь дорогой сердцу крестьянина, так хорошо понимавший его, с самого начала упразднил подоходный налог, ложившийся главным образом на плечи капиталистов, а не крестьян; мало того, он отменил ипотечные законы, введенные Революцией с целью облегчить крестьянам получение денежных ссуд.

В наши дни хозяевами страны являются капиталисты и предприниматели. Сельское хозяйство дает свыше половины национального дохода, а затраты на него составляют лишь сто восьмую часть всех расходов! Наши экономисты относятся к сельскому хозяйству не лучше, чем правительство; их гораздо больше интересуют промышленность и предприниматели. Некоторые исследователи под словом «трудящиеся» подразумевают исключительно рабочих, забывая о двадцати четырех миллионах тружеников сельского хозяйства.

Между тем крестьяне составляют большую часть нашего народа, и при этом лучшую его часть, наиболее здоровую и в физическом, и в нравственном отношении.[92] Но они предоставлены самим себе; вера в бога, когда то их поддерживавшая, угасла в их сердцах, образования они не получают... Опорой их остается патриотизм, былая военная слава, своеобразная солдатская честь. Правда, крестьянин своекорыстен, себе на уме... Но можно ли упрекать его за это все, зная, что ему приходится претерпевать? Берите его таким, как он есть, со всеми его недостатками, и сравните с торговцами, которые вечно лгут и обманывают, или с тем сбродом, что работает на фабриках.

Неразрывно связанный с землей, живущий лишь думами о ней, крестьянин становится похож на нее. Он жаден, как земля; ведь земля никогда не скажет: «Довольно, хватит!» Он упрям, точно так же, как земля неподатлива и тверда; он терпелив и стоек: все минует, а он останется. Можно ли назвать пороками эти свойства? Если бы характер крестьянина не отличался ими, то Франции уже давно не существовало бы.

Если вы хотите правильно судить о крестьянах, посмотрите, как они ведут себя, вернувшись с военной службы. Взгляните: эти грозные солдаты, первые в мире, едва приехав из Африки,[93] где они храбро сражались, вновь берутся за лямку и начинают трудиться, как их сестры и матери, вести ту же полуголодную, полную лишений жизнь, какую вели их отцы. Теперь они воюют только с самими собою... Поглядите, как они, не жалуясь, не применяя насилия, ищут кратчайший путь к своей заветной цели, от которой зависят мощь и благополучие Франции, — к союзу человека с землей.