Наркоза не будет!

Кто-то зашел в соседнюю кабинку и, заглушая звук струи, запел поставленным голосом: «Са-анта-а Лю-учи-ия…» Рита поднялась, грохнув стульчаком, и пение резко оборвалось на полуслове. Рита Танк дернула ржавую цепочку и под оркестр сливного бачка покинула заведение.

Она заглянула в комнату и, увидев, что парочка спит — Роня на кровати соседа, а Коша в постели Рони.

Рита устроилась на столовском стульчике около настолькной лампы.

КЛУБНИКА С ЧЕСОТКОЙ

(Коша)

Стук в окно резко разбудил.

Муся.

Хорошо, что пришла. Казалось — она от чего-то спасет.

Но как бы там ни было, как бы Коша все не понимала, все равно было тоскливо до желания нажраться. Но и нажираться не хотелось.

Хотелось какой-то маленькой теплой радости, простой, как лукошко клубники. Вот подумала о клубнике и сразу вспомнила запах, зеленый лист, забрызганный землей после дождя, ягоды в глубине жестких холодных листьев, пыльная песчаная дорога на дачу, велосипед, бабушка, варенье, пчелы над блюдцем со свежими пенками, обожравшиеся засахаренные мумии пчел в банке. Верка, загорающая около куста флоксов в палисаднике.

Картинки из детства сами собой заполонили сладкой патокой тело и отвернувшиеся от мира чувства.

Вот, Коша, а точнее Лизонька Кошкина, едет на карусельной лошади. Нарядная пухлая девочка с бантом на макушке. Она едет на карусельной лошади, и мир в сладостном томлении кружится вокруг. Он любит Лизоньку, он радуется ей каждым цветочком, каждой веточкой, каждым аттракционом огромного прекрасного парка.

За забором стоит терпеливая бабушка в нарядном зеленом платье и старательно машет рукой каждый раз, когда деревянная раскрашенная лошадь проносит мимо веселую внучку. И Коша смеется, каждый раз радуясь, что в кружении мира есть неизменное махание руки и ожидающая улыбка. Чувство совершенного подвига легонько покалывает в голове, когда она спускается с обшарпаных ступенек карусели и, захлопнув за собой калитку, попадает в крепкие объятия попахивающих пожилой женщиной бархатных бедер бабушки. Но даже этот запах, старательно запугиваемый духами «Красная Москва» было приятно вспомнить.

— У меня ведь была бабушка! — подумала Коша вслух.

— Что? — переспросила Муся

— Бабушка у меня была… Она варила варенье из клубники и у нее был шкаф с нафталиновыми вещами и вечная моль. И мне казалось, что все шкафы обязаны пахнуть нафталином. А у меня никогда не бывает никакой моли без всякого шкафа и без всякого нафталина. И вещи у меня на один сезон.

— И что?

— Так…Глупо получилось. Я тогда не знала, что все умирают. Я спросила у нее, как это — умереть. И мне стало страшно, что я не увижу ее. Я спросила, что ли она тоже умрет? И когда? А она рассердилась… Сказала, что я хочу ее смерти.

— Дура, что ли? — возмутилась Муся, продолжая расчесываться. — Хотя… Она хотела, как лучше, наверно. На самом деле, ничего не меняется. Мы думаем, что становимся взрослыми. А на самом деле — просто игрушки опаснее. Разве ты стала умнее с тех пор, как выросла? Разве ты что-то понимаешь в этой жизни?

— Не думаю.

— И твоя бабушка так же, — вздохнула Муся. — Она тоже ничего не понимала. Она думала, что поступает правильно. А ей просто хотелось, чтобы ее кто-нибудь любил. Когда тебя любят — это незаметно. Потому что это легко и приятно, и ты не сомневаешься в этом — это само собой разумеется.

Коша на минуту задумалась и возразила.

— Мне всегда хотелось, чтобы мне просто верили. На самом деле, я хотела быть хорошей. Просто не получалось. Но в этом не было моей вины. Просто я не знала, что плохо, а что хорошо. А тебя кто-нибудь любил?

— Да, — кивнула Муся. — Но не долго. Меня любил отец. А мать любила другого. Отец разбился на машине. Но я дала им просраться. Она потом была не рада, что со мной связалась. Учителя просто шарахались от меня.

— Почему?