— «Мартель». И расплачиваться за него нехорошим, — сказала Коша себе под нос.
Некоторое время она шла молча, наклонив голову и пиная песок модными ботинками. Иногда она оглядывалась назад. Холодный луч прожектора в порту был сильнее света белой ночи. Он высвечивал из холодных сумерек куски кабеля, обрывки целофана, помятые банки из-под пива, пустые баллоны из-под пепси. Земля иногда была твердой, иногда податливо проминалась под ступней.
Наверно кроты там рыли ходы. Если живут кроты у воды. Но крысы ведь живут.
Когда они выбрались со свалки на асфальт и тишина стала одолевать, Коша внезапно пробормотала:
— Я знаю откуда слово «пах»… Потому что пахнет.
— Что ты вдруг? — Роня рассмеялся.
— Так… На основании опыта, — вздохнула Коша и злобно пнула банку из-под пепси.
Та с грохотом покатилась по тротуару.
Большой проспект был удивительно пуст. Эхо шло следом, наступая на пятки. Казалось — сзади идет человек. Старая питерская фишка, но все равно время от времени Коше хотелось оглянуться.
Впереди у длинного дома без парадных, прямо на аллее под фонарем стояла парочка: матрос с девчонкой.
— Да… — сострил мрачно Роня. — А потом вороны трупики из песка выковыривают.
— Заткнись. Только я о нем думать перестала… И потом эти-то при чем? А кстати, где они?
Друзья одновременно остановились: парочка просто исчезла, словно ее там никогда не стояло. Некуда им было деться: подъездов там не было, по проспекту никто не шел. Что-то много приколов на один день.
— Это они и были… Точно.
— Кто они? Роня! Что ты гонишь?
— Это призраки… тех.
— Ты что, хочешь меня извести? Ты что? Я сейчас умру от страха… Заткнись.
Роня расхохотался.
— Напрасно ты хихикаешь… — пригрозила она. — Я тебя заставлю ночевать у меня, если мне будет страшно. Понял! Я только призраков боюсь. С тобой я точно справлюсь.
— Я пошутил! Это не призраки, это просто глюк. Там падала тень от дерева, и нам показалось.
— Роня! Там не было дерева, там был фонарь. Там не было никакой тени, они стояли под фонарем. Понимаешь ты, или нет? Но если ты сейчас не замолчишь, тебе точно придется у меня спать! Все!
— Ну вот. То она…
— Замолчи сейчас же! — Кошин голос раздавал звонкие пощечины окнам.
Роня замахал руками:
— Хорошо-хорошо. Только тише. Люди спят!
— В этом городе людей нет. Тут все — призраки… — злобно произнесла Коша. — Вурдалаки, оборотни и вампиры.
На самом деле, когда громко говоришь, не так страшно. А еще лучше петь. Она вспомнила, где видела человека, который стоял напротив общаги. Она видела его во сне. И в трамвае. Откуда-то он взялся в трамвае, когда она не застала Роню. Потом проводил ее до общаги, а потом исчез. Только во сне у него было другое лицо.
Коша приостановилась.
Неприятное ощущение присутствия заставило ее напрячься. Так кошки поднимают шерсть дыбом, глядя в пустой угол. Коша почувствовала, что если оглянется, то увидит его снова. Пальцы на руках неожиданно похолодели. Она глубоко вздохнула и принялась терпеть.
— Роня! — сказала она мрачно. — Тебе точно придется у меня ночевать.
— Это почему? Я же молчу.
— Роня, я видела его во сне.
— Кого? Труп?
— Мужика в сюртуке… Он стоял, когда мы выходили. Он мне снился два раза, и на улице он за мной гнался.
— Где стоял? Я не видел никого!
— Плевать, что ты не видел, если мне он сегодня опять приснится, я просто сдохну от страха.
— Да ты сама все придумываешь.
— Ну как я придумываю! Оно мне надо?
— Это твой страх. Просто твой собственный страх.
— Ха! Ну ты! Блин! Он в реале, я тебе говорю! Он ехал в трамвае! Честно говоря, я не понимаю, как ты по ночам где ни попадя шляешься. Неужели ты ничего такого не видел? Объясни-ка мне, как тебе это удается?
— А со мной ничего плохого не может случиться… — беззаботно пояснил Роня. — Я просто знаю. А ты напрасно себе всякие страхи придумываешь. Это такой город, он слышит твои мысли и создает их в реале. Я тебе точно говорю, что он у тебя в голове живет. Увидишь!
Ронины слова включили в Кошиной голове сложный процесс, подробности которого оставались для нее секретом. Она впала в полу сомнамбулическое состояние. Просто чувствовала, что там происходит какая-то химическая реакция. Если бы кто-то спросил ее, о чем она думает, она не ответила бы, потому что не знала, о чем. Мозги уже почти кипели. Где-то в темноте ворочались мутные неуловимые образы, ощущения, которые — она знала — станут словами потом, когда мозги все переварят и выдадут несколько более менее ясных силуэтов. Или даже нет. Ощущений правильности и уверенности, что это так или не так. Только вот