Наркосвященник

Элиас Хури прибыл десятью минутами позже, впереди катафалка, который вез тело покойного. София подбежала, чтобы помочь отцу подняться по ступенькам, ведущим в дом. Четверо мужчин внесли гроб в гостиную и поставили его на два стула, один у изголовья, другой в ногах. На груди покойного лежал букет, собранный из зеленых веток и белых лилий. Когда гроб установили, к нему подошла жена Салмана и положила поверх зелени большое деревянное распятие. Дэвид последовал за толпой плакальщиков, окруживших гроб, хотя его единственной целью был блеск волос Софии, которая поддерживала под руку своего отца. Когда Дэвид увидел тело покойного, на него напал шок. Вернее, видел он только лицо, но оно выглядело так, словно было натерто воском, а губам было придано подобие улыбки. Дэвид не узнал человека, которого видел в Рамалле незадолго до его смерти.

С правой стороны гроба образовалась очередь из желающих проститься с покойным и поцеловать его. Дэвид обратил внимание, что многие из них, поцеловав его в лоб или в губы, затем склонялись к уху и оставались так на несколько секунд. Он не сразу понял, что они искали рану, ставшую причиной смерти. Установили, что Салман был убит чем-то вроде длинной острой иглы. Место укола теперь прикрывали уложенные волосы.

София и Элиас Хури были на два человека впереди Дэвида в очереди, и когда перед гробом оказался Элиас, он не стал склоняться к покойному, а просто стоял и смотрел на него. Сердечный приступ, который случился с ним вчера вечером, настолько приблизил его самого к смерти, что ему вообще следовало бы находиться не здесь, а в постели. Но он определенно хотел увидеть покойного Салмана, это было очевидно хотя бы по тому, как он смотрел на него. Элиас продолжал вглядываться, словно пытался что-то прочесть на лице убиенного, что-то скрывавшееся за гримасой смерти. Затем он повернулся и пошел прочь, София поддерживала его под локоть. Она не стала смотреть на покойного. София помогла отцу дойти до двери, рядом с которой стоял человек с серым лицом. Дэвид с трудом узнал Юсуфа – тот словно вдвое постарел от горя. Когда Элиас и София по очереди обнимали его, он едва отвечал им.

Дэвид вышел из очереди к гробу, он только хотел быть поближе к Софии. Он вышел вслед за нею и ее отцом. Таблетки, запитые кофе, явно начинали действовать. Тони был прав, Дэвид был словно под кайфом. И если не считать посасывания в пустом желудке, он чувствовал себя совсем неплохо. Если у него и было что-то вроде гриппа, то таблетки явно снизили симптоматику. И хотя уровень кислотности желудка разбалансировался от большого количества выпитого кофе, Дэвиду даже стало казаться, что к нему вернулся аппетит. Он полез в карман и достал упаковку таблеток, которую прихватил с холодильника, вынул еще парочку колес и проглотил их. Они прошли в горло не без усилия, но он справился с этим. Дэвид никогда особо не увлекался колесами, во всяком случае, после двадцати пяти, когда твердо решил про себя, что его кайф – это травка. Классифицировал себя, так сказать. Но и в колесах определенно был свой кайф. Может, он что-то упустил? Дэвид спустился по ступенькам крыльца и уселся у стены. Прямо перед ним стоял катафалк. За его стеклом было столько всяких красивых и блестящих штучек: ролики, выступающие над полированной поверхностью стола, на который устанавливается гроб, небольшой хромированный заборчик вокруг стола. Блестящие шурупы, решетки, украшенные резными цветами. Вся эта красота казалась чрезмерной для такой простой процедуры, как перевозка мертвого тела из дома к месту его последнего упокоения. Дэвид решил, что, когда пробьет его час, он все устроит по-другому. Он умрет на вершине горы, уподобив свою смерть прыжку в космос. Или, если он будет болен и не сможет забраться на гору, он попросит друзей, чтобы они выкрали его тело и сожгли, как это сделали друзья с телом певца Грэма Парсонса[40]. Правда, сначала надо обзавестись этими друзьями. У него так долго не было друзей. Ему стало обидно, он ведь всегда хотел с кем-нибудь дружить.

Дэвид заплакал.

Отправляясь покупать себе черный костюм, он внезапно понял истинную подоплеку смерти Салмана. Оставаться в Вифлееме больше не имело смысла. Они не могли рисковать с продажей этой квартиры в Иерусалиме. Пока он не придумает новый способ заработать деньги, ему надо вернуться к своей кочевой жизни.

Самые творческие решения приходили к Дэвиду во время курения. А всю последнюю неделю он чувствовал себя тупее любого обывателя. Теперь его сознание опять оказалось в этом первобытном супе, из которого он черпал свое вдохновение. Он вытянулся во весь рост – наступило время действовать. Слезы высохли у него на глазах. Нос был полон нитратов. Запах куриного дерьма доносился к нему по воздуху, как тонкое желтое облако, которым обычно бздят персонажи мультфильмов.