Наркомы страха

Местом рождения Ежов неизменно указывал Петербург, а национальность в 1921 году в анкете участника областной партконференции в Казани определил как «великоросс». При этом Николай Иванович писал, что в той или иной степени владеет польским и литовским языками. А в 1939 году, уже после ареста, когда его как следует допросили, поведал страшную тайну — мать, оказывается, была литовкой. Правда, литовского шпиона из Ежова тогда делать не стали. Нашли для бывшего главы советских карателей страну посолиднее. Скорее всего, Ежов родился в пределах Царства Польского. А тамошние архивы очень сильно пострадали в ходе двух мировых войн. К тому же, повторю, точное место да и год рождения Николая Ивановича мы не знаем, так что, скорее всего, никакие архивные поиски не принесут успеха и обстоятельства появления на свет «железного наркома» навсегда останутся тайной. Насчет батюшки Николай Иванович даже на следствии не раскололся, поэтому о нем мы тоже ничего достоверно не знаем. В автобиографии 1921 года Николай Иванович произвел его в питерские металлисты-литейщики, но больше никогда и нигде о профессии отца не упоминал. Можно заподозрить, что родитель будущего наркома внутренних дел был из обрусевших поляков, ведь Ежов — нетипичная русская фамилия. Она вполне может быть производной, например, от польской фамилии «Ежевский». По воспоминаниям одной из сестер Ежова, детские годы семья провела в имении в Сувалкской губернии недалеко от Мариамполя.

Елена Скрябина, дочь депутата Государственной думы, после Второй мировой войны оказавшаяся на Западе, писала в своих мемуарах: «От одной знакомой, родители которой были домовладельцами в старом Петербурге, узнали, что одно время у них работал дворником отец Ежова. Сын, мальчишка-подросток в то время, отличался отвратительным характером, наводящим ужас на детей этого дома. Любимым занятием его было истязать животных и гоняться за малолетними детишками, чтобы причинить им какой-либо вред. Дети, и маленькие, и постарше, бросались врассыпную при его появлении. Та же знакомая уверяла меня, что он даже был подвергнут психиатрическому лечению».

Вполне возможно, что перед нами всего лишь легенда-«ужастик», родившаяся уже после взлета и падения «железного наркома». Во всяком случае, дальше мы познакомимся со свидетельствами людей, пострадавших в «ежовщину», но все равно отзывавшихся о Николае Ивановиче как о милейшем человеке. А вот связь семейства Ежовых с одним из петербургских доходных домов вряд ли выдумана. Хотя отец Николая Ивановича совсем не обязательно работал именно дворником. Он мог быть и управляющим дома, и просто одним из жильцов или, например, владельцем располагавшегося в доме питейного заведения.

В армию Ежов, если судить по анкете 1921 года, был призван в 1913 году. Однако новобранцами тогда становились по достижении 20–21 года, а это значит, что Николай Иванович родился, скорее всего, в 1892 или 1893 году. В той же анкете будущий нарком указал, что, служа в царской армии, он около года находился в Вышнем Волочке, около двух лет в Москве и около двух лет в Витебске. С учетом того, что демобилизовался Николай Иванович в начале 1918 года, получается, что призван он был в начале 1913 года (а на свет появился все-таки в 1892-м). В «Личной карте коммуниста», предназначавшейся для мобилизационной части Политуправления Красной Армии и заполненной Ежовым 25 марта 1921 года, он написал, что в царской армии служил только «два с половиной года в Тыловых Артиллерийских мастерских № 5 Северного фронта». В этом случае в Витебск Ежов, скорее всего, прибыл во второй половине 1915 года. В анкете 1919 года он называет свою должность (или звание?) в 5-х артмастерских — «старший мастеровой». В некоторых других анкетах Николай Иванович перечислил и другие места своей службы — 76-й пехотный запасной полк и 172-й пехотный Лидский полк (вероятно, эти части располагались в Вышнем Волочке и Москве), а также 3-й запасной пехотный полк, дислоцировавшийся в Новом Петергофе. Есть сведения, что в 1914 или 1915 году Ежов был ранен и получил шестимесячный отпуск. Не исключено, что это произошло в районе города Тильзит в Восточной Пруссии, который Ежов указал в анкете 1921 года как единственное место за пределами Российской империи, где ему довелось побывать. К Тильзиту русские войска подступали только на короткое время в августе — сентябре 1914 года, но сам город не занимали. Вероятно, тогда Ежов и был ранен. После госпиталя он, возможно, попал в запасной полк в Новом Петергофе, а уже оттуда — в 5-е артмастерские в Витебске.