Собаки во дворе не было. И забор прочный, к тому же невысокий – Степан и его опера легко преодолели эту ограду. От калитки к порогу дома вела аккуратная бетонная дорожка. Зеленый кустарник в пол человеческого роста по обе стороны. Было за чем спрятаться Степану, Федоту и Эдику. Рома же как раз прятаться и не должен был.
Он робко постучал в дверь. Раз, второй. Стоит, пошатывается, голова безвольно перекатывается с одного плеча на другое – удивительно, как он вообще держится на ногах. Куртка нараспашку, рубаха вылезла из штанов. Словом, видок еще тот.
За дверью послышался шум. Рома предусмотрительно отступил на несколько шагов назад. Так и надо – должно быть пространство для маневра.
Дверь распахнулась настежь. В тусклом освещении веранды возник внушительного роста парень. Встал, плечом дверной косяк подпер. Лицо исказила презрительная гримаса.
– Эй, фраер, тебе чего? – сплюнул он в сторону Лозового.
– Деньги давай. – Рома пьяно выставил в его сторону палец.
– Чего? -Увалень, казалось, сейчас задохнется от возмущения.
– Деньги, говорю, давай…
– Эй, ты чего несешь, какие деньги?
– Которые ты у меня сегодня украл…
– Ты кто такой, а? – набычился парень. Медленно, угрожающе двинулся на Рому. Тот попятился к калитке.
– Я, между прочим, рабочий класс. – Лозовой хоть и сделал испуганные глаза, но это не помешало ему гордо расправить плечи. – Штукатур-облицовщик.
Наша бригада в прокуратуре сейчас работает…
– В прокуратуре? – осклабился парень.
– Мы, пролетарии всех стран!… Мы, мировой гегемон, требуем возврата денег, которые ты у нас сегодня утром украл!…
– Эй, а как ты сюда попал, гегемон? – подозрительно сощурился парень. – Как ты нас нашел?…
– По красному флагу…
– По какому флагу? – оторопело уставился на Рому увалень.
– А вот, который у вас на крыше… – Лозовой ткнул пальцем в небо.
Парень невольно развернулся к дому, задрал вверх голову.
Федот не зевал. Выскочил из своего укрытия, ловко, быстро сгреб парня в охапку и затащил его в кусты. Было лишь слышно, как хрустнули… Нет, не шейные позвонки. А тонкие ветки кустарника. Комов и Савельев навалились на парня, скрутили его, даже пикнуть ему не дали. И снова тишина. Пока из дома не вывалились еще двое. Пьяные, расхлыстанные.
– Карпуха! – позвал один.
– Здесь я! – как мог сымитировал голос увальня Эдик.
И ведь неплохо это у него получилось. По крайней мере, так показалось Степану.
– Карпуха! Братан! Чего ты там?
Дружок увальня устремился к кустам. Второй же остался на месте. Даже попытался удержать своего напарника, да не успел – слишком резво тот стартовал.
Федот снова оказался на высоте. Так же резко затащил в кусты и вторую жертву. Насколько лихо действовал Комов, настолько шустрым оказался второй дружок Карпухи. Степан видел, с какой быстротой он достал из-за пояса штанов пистолет.
Бах! Бах! Бах!… Три пули унеслись в кусты, где скрылся его кореш. Бах!
Бах!… Это уже стрелял Степан. Не мог же он спокойно наблюдать, как урка внаглую пуляет в его друзей.
Одна пуля впилась блатарю в правое плечо, вторая разбила лампочку над его головой. И Рома выстрелил. Утяжелил ногу уркана на девять граммов.
Блатарь дико взвыл и выронил из перебитой руки пистолет. Не в силах стоять, опустился на землю. Эдик дикой кошкой метнулся к нему. Рукоятью пистолета заехал ему в шею, вырубил начисто. Федот обошел его, ворвался в дом.
Степан облегченно вздохнул. И в Федота, и в Эдика стреляли. Но оба живы. Хотя еще неизвестно, чем закончится эта история.
Сам он в дом не полез. Взял под наблюдение окна с фасада. И не зря. Под звон разбитого стекла, с треском ломаемого дерева вылетела оконная рама. Вместе с ней на землю опустился человек. Перекувыркнулся через голову, пошел на подъем. Красиво у него это получилось – не отнимешь. Прямо циркач какой-то.
Только подняться он не смог. Степан помешал. Одной рукой схватил его за шею.
Ногой провел подсечку. «Циркач» упал. И тут же ему в затылок ткнулся ствол пистолета.
– Степаныч, все в порядке! – крикнул из высаженного окна Федот. – Больше никого…
И у Степана тоже все в порядке. Он схватил уркана за шкирку, с ускорением протащил его вперед и со всей силы врезал головой в садовое дерево.
Пока тот приходил в себя, Степан помог ему обнять дерево и сковал руки наручниками. Оставил его обнимать дерево, а сам отправился в дом.
Федот был не совсем прав. Кроме четырех урок, в доме были еще две особи женского пола. Две марухи, побитые молью и алкоголем. Они сидели на продавленном диване и молчали. На всякий случай Федот приковал их друг к дружке наручниками.
Зато не хотел молчать подстреленный уркан. Рома оказывал ему первую помощь, а тот грязно ругался. Время от времени затыкался – после каждого выбитого зуба. Капитан Лозовой не из тех, кто безропотно сносит оскорбления, тем более от уголовников.
Пока Рома занимался раненым, остальные опера общались с его дружками.
Общение предельно тесное, в лучших традициях милицейско-воровской «дружбы».
Степан взял на себя своего «крестника». Того самого «циркача», который уже в сознании обнимал дерево. Церемониться он не стал. С ходу вопрос: