— Очень метко подмечено! — воскликнул Борисов. — И когда только Феликс Эдмундович смог все это увидеть? Ведь он до предела был поглощен вывозом продовольствия из Сибири…
«Нельзя этого терпеть, — продолжал читать Межлаук. — Культура, культработа, профобразование — это один из самых существенных элементов производства — и с гибелью его гибнет и производство… Транспорт без культурной работы, без профобразования жить не может. Эта работа — его жизненный интерес…»
— Феликс Эдмундович, безусловно, прав, — остановил Фомин Межлаука, — но ведь мы собрались говорить о практических делах. В этом же вопросе НКПС бессилен что-либо сделать. Ведь не мы, а Паркомпрос ведает всей культурной и просветительной работой…
— «Почему же не передать ее нам со всей ответственностью?» — произнес Межлаук. — Это не мои слова, это пишет Феликс Эдмундович. Разве это не практическое предложение? Нарком в письме задает вопрос: «Откуда средства?» И сам же отвечает:
«Средства берутся из производства — это единственно разумно. В наших расчетах, в нашей смете — на культработу должна быть ее доля… Составляя производственную программу, надо обязательно учесть, как паровозное топливо, точно также и культурное топливо для людей… Одним словом — все решает, в том числе и культурный вопрос, одно — производительность труда. Вот лозунг, дающий нам уверенность в победе».
— Нельзя не согласиться с этим лозунгом, — заметил начальник финансово-экономического управления и добавил: — Но, если нам нечем платить за паровозное топливо, откуда же взять средства на «культурное топливо для людей»? Запланировать в смете, конечно, можно, но ведь смета наша совершенно не выполняется. С финансами на транспорте — катастрофа… Даже по зарплате огромная задолженность…
На столе зазвонил телефон. Фомин взял трубку, послушал и на лице его отразилось удивление.
— Меня приглашают к наркому, — объявил он. — Оказывается, Феликс Эдмундович уже приехал и прямо с поезда — в наркомат, а мы думали, что завтра…
Не спеша, обстоятельно докладывал Фомин Дзержинскому о заседаниях СТО и Совнаркома, на которых обсуждались вопросы транспорта.
— Четвертого января вечером, как вам известно, СТО принял решение о подготовке к строительству тепловозов. Я вам послал копию этого постановления…
Дзержинский кивнул головой:
— Помню… Там подчеркивалось особо важное значение тепловозов для оздоровления хозяйства железных дорог…
— А в конце января, ― продолжал Фомин, — Владимир Ильич направил из Горок телефонограмму профессору Ломоносову. Копию Владимир Ильич направил мне. Вот она…
Дзержинский прочитал:
«Прошу сговориться с Госпланом, НКПС и Теплотехническим институтом об условиях на конкурс тепловозов, считаясь с постановлением СТО от 4/1 — 22 г. Крайне желательно не упустить время для использования сумм, могущих оказаться свободными по ходу исполнения заказов на паровозы, для получения гораздо более целесообразных для нас тепловозов. Прошу неотлагательно сообщить мне лично результаты последовавшего между вами соглашения.
— Ну и до чего же договорились? — спросил нарком.
— В Госплане состоялось совещание, на котором Ломоносов высказался против объявления международного конкурса на лучшую конструкцию тепловозов. После совещания он передал телефонограмму Ленину, в которой указывал, что конкурс, объявленный на полтора года, — это новая оттяжка. А по мнению Кржижановского, конкурс и предложение Ломоносова не исключают друг друга.
— А что думают наши специалисты?
— Они считают, что, не дожидаясь результатов конкурса, следует приступить к сооружению за границей трех опытных тепловозов по нашим чертежам.
— Почему за границей? — недоуменно пожал плечами Дзержинский. — Над этим еще надо хорошенько подумать. Может быть, только особо сложные детали следует заказать за границей… От Владимира Ильича больше указаний не поступало?