Наркомент

– Ничего я не выдумываю и ничего мне не мерещится, – возразила Верка. – Рыжий такой призрак, грустный. А в голове у него трещина, как будто перезрелый арбуз лопнул… Игорь мне соврал, что у него нет никакого имени. Но он мне назвался. Подкрался в темноте и стал шептать на ушко. Сказал, что его зовут Рубеном!

Веркин голос, звучавший поначалу монотонно, как у медиума на спиритическом сеансе, становился с каждой фразой все более эмоциональным, а неожиданную концовку она вообще почти что выкрикнула. Я вздрогнул. Насколько я помнил, имя убитого в присутствии Верки не произносилось.

Уловив во всем этом какую-то недосказанность, Марина села, пытаясь отыскать во мраке наши ускользающие взгляды.

– Опять секреты, да? – обидчиво произнесла она. – Может быть, я вам мешаю?

– Ляг и успокойся, – мягко сказал я, осторожно опрокидывая ее на подушку.

В знак благодарности она мгновенно возвратила ищущую ладонь на то самое место, откуда ее спугнуло неожиданное вторжение Верки. На этот раз пальцы были более жесткими и требовательными, что плохо сочеталось с общим вялым поведением Марины. И лишь отметив это странное несоответствие, я сообразил, что грубоватая ласка исходит вовсе не от нее.

– И ты, Верунчик, тоже угомонись, – сказал я через левое плечо, делая на последнем слове особый нажим.

– Я буду вести себя тихо, как мышка, – пробормотала она из темноты. – Не обращайте на меня внимания и не бойтесь. Я не кусаюсь. Ты ведь знаешь, Игорь, правда?

Подобную многозначительность вопроса невозможно было не заметить, и Марина учащенно засопела. А когда, спеша вновь овладеть оставленными позициями, она потянулась ко мне и наткнулась под одеялом на Веркину шкодливую руку там, где вовсе не ожидала ее встретить, ее буквально подбросило на кровати.

– Ну, знаете! – только и смогла выговорить она.

– Будь проще, и люди к тебе потянутся, – промурлыкала Верка.

А я закрыл глаза и расслабился. Не хотелось мне уподобляться Буриданову ослу, который сдох от голода, не в силах выбрать одну из двух охапок сена. Я решил предоставить соперницам самим решать, кто из них имеет на меня больше прав.

Марина сделала вид, что собирается встать и гордо удалиться. Верка выждала все те долгие две минуты, которые потребовались старшей родственнице на то, чтобы выбраться из-под одеяла и свесить ноги на пол, а потом неожиданно окликнула ее без тени злорадства в голосе:

– Кончай дурить, оставайся. Если хочешь знать, то я тебе первую помощь оказываю.

– Чего-о-о?

– Помогаю тебе, – упрямо повторила Верка. – На что ты сейчас годишься, сама подумай? Одни руки в рабочем состоянии. Только они и у него самого имеются, руки. – Скептически хмыкнув, она решительно закончила: – Должны мы как-то отблагодарить своего благодетеля или нет?

– Ему твои костомахи здорово нужны? – саркастически осведомилась Марина. Она пока так и не решила, вставать ли ей, оставаться сидеть или ложиться обратно.

– Захочет пухленького, пусть тебя лапает, – миролюбиво согласилась Верка.

– А ты тогда для чего здесь нужна?

– Я? А вот для чего!

С этим задорным восклицанием Верка сорвала с меня одеяло и ловко взгромоздилась сверху, выискивая оттопыренным задиком точку приземления.

– Оп! – сказала она в лучших традициях цирковых наездниц, когда умостилась на мне должным образом.

«А вот даже не пошевелюсь, не надейся, террористка несовершеннолетняя», – злорадно подумал я, но еще до окончания этой мысленной тирады мои руки сами отыскали Веркину талию, почти сомкнувшись на ней кончиками пальцев. Она слегка приподнялась, как будто собираясь прервать наш тесный контакт, но мои руки настойчиво вернули ее обратно. И так несколько раз подряд, после чего разъединить нас не смогли бы никакие упреки, никакие призывы к здравому смыслу.

– Только шведской семейки мне в доме не хватало, – проворчала Марина. Но в тоне ее не было злости, а сама она уже лежала на спине так близко, что ее можно было запросто погладить. Что я и сделал.

Той сумасшедшей ночью мною было сделано одно важное открытие, касающееся женской природы. Молодые девушки воспринимают миг наслаждения самозабвенно и радостно, точно возносятся в рай. Зрелые женщины ведут себя на этом пике иначе, и вскрикивают они не только от наслаждения, но и от ощущения скольжения в бездонную пропасть, где всем им уготованы места со времен падения Евы.

Верунчик торжествующе завывала. Марина стонала и чуть ли не всхлипывала.

Глава 10

1

Я не стал звонить Чернякову ночью не по той причине, что был всецело поглощен кувырканиями в постели. Нет, я помнил о существовании своего столичного шефа даже в те короткие мгновения, когда принято забывать об окружающем мире. И от этого мои атаки становились неподдельно яростными.