Наркомент

Женщинам можно вешать лапшу на уши почти по всякому поводу, они охотно заглатывают самую разную чушь. Про непорочное зачатие от инопланетянина и чудо-крем, разглаживающий морщины. Про райскую жизнь топ-моделей и романтические путешествия на Таити да Гаити, которые щедро раздают телевизионные затейники. Женщина способна поверить даже в магию Дэвида Копперфилда, даже в клятвы очередного президента, особенно если он спортивен и беспредельно крут. Но невозможно провести ее, когда речь идет о сопернице. Тут женская интуиция становится безошибочной, как луч радара. И попытки Марины обидчиво поджать свои распухшие губы были лучшим тому подтверждением.

– Можешь идти к своей Верке, – буркнула она, с преувеличенным вниманием разглядывая потолок. – Со мной она общаться не желает. У вас ведь теперь появились какие-то общие секреты? Ха! Вот и секретничайте вдвоем.

В этот момент в прихожей молчаливой черной тенью возникла Верка и с любопытством уставилась на нас. С радостным визгом бросаться мне на шею не спешила, чинно стояла в стороне. Чистенькая, примерная девочка, в которой никто не заподозрил бы разъяренную фурию с топором.

– Привет, – сказал я. – Как добралась?

– Нормально, – ответила Верка. – Все путем, только спать очень хочется… О-хо-хо! – неестественно зевнула и, стерва такая, стрельнула взглядом в слегка побледневшую Марину.

– Так ложись и спи, – посоветовал я с отсутствующим выражением лица.

– Кушать хочется еще больше, – ханжески вздохнула она. – Нужно восстановить силы.

– Ха! – возмущенно произнесла Марина свое любимое междометие и собралась было удалиться, но я перехватил ее за плечо и вручил пакет с продуктами.

После чего грозно предупредил обеих:

– Если к тому моменту, когда я выйду из ванной, стол не будет накрыт, пеняйте на себя. Слопаю и одну, и другую.

– Смотри не подавись, – буркнула Марина.

Я отправился в ванную комнату. Вволю поплескался под душем, привел себя в порядок. А когда появился в кухне, обед уже дожидался на столе.

Некоторое время мы молчали, работая челюстями. Когда первый голод был утолен, я опустошил бокал теплого пенистого пива и спросил у Марины:

– Мишины воспитанники объявлялись?

– Звонили. – Вспомнив про нависшую опасность, Марина моментально перестала дуться и посмотрела на меня с надеждой.

– Когда обещали быть?

– Сегодня вечером. Точное время не назначили, но сказали, что прихватят с собой нотариуса.

– Так… Вы поели? – Я вопросительно посмотрел на обеих. – Сыты?

– А что? – оживилась Верка. – Есть какие-то предложения?

– Только одно, – ответил я. – Сейчас вы удаляетесь из кухни и оставляете меня одного. Буду дымить, пить пиво и думать. Убедительная просьба не мешать. Вопросы есть? Вопросов нет. Желаю приятного отдыха.

Если честно, то в общих чертах план уже созрел в моей голове. Просто хотелось побыть одному.

2

Они явились втроем, и двое из них словно сошли с полотна неизвестного художника конца двадцатого века, украшающего жилище Марины. Благодаря ее предварительным пояснениям, мне удалось идентифицировать их.

Плохо выбритый Зарик, тот, что умственно отсталый, имел такое выражение лица, словно его недавно ударили из-за угла пыльным мешком, и теперь он угрюмо размышлял, кто бы это мог быть и что бы такого страшного с ним сотворить. Его маленькая обтекаемая голова, торчащая из высокого воротника темно-серого свитера, беспрестанно подергивалась и поворачивалась из стороны в сторону, отчего он напоминал исполинскую черепаху. Поверх свитера на Зарике красовалась куртка с воротником из бараньего меха – в очень похожих летали давным-давно первые покорители Северного полюса.

За ним следовал парень чуть повыше ростом и не такой мясистый. Это был, надо полагать, тот самый башковитый Саид, который взялся атаманствовать над своими братанами. Взгляд у него был вполне осмысленным. Если бы поверх его черной кожанки скрестить патронные ленты, малюсенькую кепчонку украсить красным бантом, а в руки дать именной «маузер», то Саид вполне сошел бы за молодого революционного комиссара, явившегося потрясти буржуев во имя диктатуры криминалитета.

С собой Саид и Зарик прихватили обещанного нотариуса, человека абсолютно не бандитской наружности. С ног до головы частный-пречастный, честный-пречестный, он настороженно выступал в арьергарде маленького отряда, прикрывая грудь, как щитом, папкой из тисненой кожи. Песочно-желтое пальтецо с бархатным воротником, опасливо посверкивающие очечки, а над всем этим сияющая лысина – вот и все, что можно было сказать о наружности этого юридического персонажа.

Так выглядела одна из двух высоких договаривающихся сторон. Вторая, наша, была представлена откровенно обмирающей от страха Мариной, пытающейся хорохориться Веркой и мной, делавшим вид, что мне не привыкать к подобным переделкам.