Наркомафия

Когда рухнул Советский союз - работа профессора в консерватории из престижного постепенно превратилось в работу для лохов, лузеров, отстоя. Отец долго пытался устроиться - но, наверное, старого пса новым фокусам не обучишь. Он так и умер - год назад, бедный, жалкий и неустроенный, всеми покинутый и забытый. Он не мог найти понимания и поддержки даже у своей жены - наверное, поэтому и умер.

Мать работу свою тоже потеряла - но в отличие от отца устроиться в жизни смогла. Пошла работать на рынок, торговала сначала шмотьем, привозимым из Турции и Китая. Потеряла деньги в девяносто восьмом, пошла работать на других людей. Всю торговлю продуктами питания в этом городе держала азербайджанская община - они и наркотиками торговали, пока их чеченцы не вышибли с этого рынка. Вот так и стала их мать - продавцом, потом главным бухгалтером, только не на заводе, а у некоего Гасана как-то-там-Задэ, жирного, золотозубого, дурно пахнущего и плохо говорящего по-русски мужика в кожаной куртке, владельца десятка торговых точек. Заодно она стала и его подстилкой. "Русский биляд" - вот как это называется. Осуждаете? Дело ваше, только Библию не забывайте. Не судите да не судимы будете…

Знал ли отец? Да знал, конечно. Знал и молчал. Годами молчал, не смея ничего сказать. Так и умер с этим знанием.

Сразу после похорон Гасан переехал жить к ним - в конце концов, четырехкомнатная квартира в центре, не в самом престижном сейчас районе - но все равно в центре. Платить за съемную не надо. И "русский биляд" под боком.

Дальше рассказывать что случилось? Или сами догадаетесь? Вот-вот.

Это произошло на седьмой день, как "дядя Гасан" переехал к ним. Мать задержалась на работе - отчетность конец квартала. А дядя Гасан приехал домой. Приехал как всегда пьяный, веселый, шумный, пахнущий чесноком и какой-то дрянью, прошел на кухню, долго там возился. Потом подошел к ее двери.

- Открой!

Маша не открывала - у нее была своя комната и свой ключ, она считала дни до совершеннолетия. Жизнь сделала ее не по годам взрослой.

- Открой, да… Я тэбэ подарок купыл…

Дверь слетела с петель после третьего удара…

Она потом долго не могла спать. Закрывала глаза - и это приходило вновь. Вонючая тяжесть… боль… жадные, волосатые лапы, ощупывающие ее… Когда азербот ее трахал - он хрипел, пускал слюни и выплевывал одни и те же слова.

Бляд… Твар… Бляд… Твар…

Знала ли мать… Да, конечно знала. Все ведь начинается с малого… достоинство и честь пропадают не враз… А заканчивается… а вот этим и заканчивается…

На следующий день она проглотила какие-то таблетки - но ее вырвало и она не умерла. Мать сильно избила ее - она била ее по голове и что-то шипела. А вечером снова пришел дядя Гасан…

Потом она стала наркоманкой. Ее подсадила на иглу подруга - просто сказала, что это помогает забыться. Подруга уже давно была системной и получала свою дозу с большой скидкой, по себестоимости - за то, что подсаживала на иглу своих подруг. Сначала разноцветные таблетки, помогающие хоть недолго не чувствовать… Не помнить.

Потом героин…

Дядя Гасан хвастался всему рынку, как он хорошо устроился. Квартира бесплатно. Русский биляд, которую он трахает. И ее дочь, которую он тоже трахает, когда считает нужным. Сородичи слушали его. Завидовали. И ржали…

А потом появился Шмель. У нее не было денег… в общем, она заменила ему ее подругу, когда та сторчалась совсем. Потом она сказала как-то раз Шмелю, что боится идти домой. Шмель спросил: почему.

И она все рассказала…

Она прекрасно помнила тот день, когда ей удалось отомстить. Попала в тему - чехи искали любой повод, чтобы наехать на азерботов - надо было отнимать рынок. И она со своей историей и впрягшимся за нее Шмелем была как раз кстати…

У Шмеля была тачка, он ездил на ней по доверенности. Старая, дешевая, побитая десятка. В тот день она пришла к нему за дозой и думала, что он привычно ее отымеет, а потом даст пару маленьких пакетиков - но Шмель ждал ее уже одетым…

- Поедешь со мной…

Со Шмелем она никогда не спорила - первый раз когда попробовала, он сильно избил ее ногами. Потом правда отмягчел, если только пару пощечин влепит. Шмель закрыл дверь на все замки и пошел вниз по лестнице, Маха последовала за ним…

Не задавала она вопросов и тогда, когда поняла, что они едут за город. За город вывозили обычно, чтобы изнасиловать или убить. Или просто убить. Или поиздеваться. Но ей было все равно. Хуже чем есть сейчас - уже не будет…

Все происходило на опушке какого-то леска. Еще не сошел снег, грязно-серыми прогалами он лежал на бурой, еще не ожившей от зимнего сна земле. Было холодно…

Они подъехали одними из последних - несколько черных, гробоподобных джипов уже стояли полукругом, перекрывая дорогу с двух сторон. Мертво блестел ксенон фар, несмотря на то что еще было светло, солнце только клонилось к закату. Шмель ловко буксанув, развернул машину носом к дороге, открыл дверь, не глуша мотор.

- Сиди здесь. Поняла?