Образ Лаврентия Берии запечатлен во многих художественных произведениях, причем — и за пределами Советского Союза. Через десять лет после его смерти братья Стругацкие написали поистине культовое произведение — «Трудно быть богом» (опубликовано в 1964 году в авторском сборнике «Далекая радуга»). Главным злодеем повести является дон Рэба, который по изначальному замыслу носил имя Рэбия, то есть прямой намек на Лаврентия Павловича. Но Стругацкие послушались мудрого совета Ивана Ефремова не делать столь топорных намеков — и переименовали в Рэбу: «Дон Рэба, дон Рэба! Не высокий, но и не низенький, не толстый и не очень тощий, не слишком густоволос, но и далеко не лыс. В движениях не резок, но и не медлителен, с лицом, которое не запоминается. Которое похоже сразу на тысячи лиц. Вежливый, галантный с дамами, внимательный собеседник, не блещущий, впрочем, никакими особенными мыслями… Три года назад он вынырнул из каких-то заплесневелых подвалов дворцовой канцелярии, мелкий, незаметный чиновник, угодливый, бледненький, даже какой-то синеватый. Потом тогдашний первый министр был вдруг арестован и казнен, погибли под пытками несколько одуревших от ужаса, ничего не понимающих сановников, и словно на их трупах вырос исполинским бледным грибом этот цепкий, беспощадный гений посредственности. Он никто. Он ниоткуда… Не великий и страшный человек, отдающий всю жизнь идее борьбы за объединение страны во имя автократии. Это не златолюбец-временщик, думающий лишь о золоте и бабах, убивающий направо и налево ради власти и властвующий, чтобы убивать…»
Григорий Климов (он же — Игорь Калмыков; Ральф Вернер), писатель-перебежчик, журналист и издатель, в вышедшем в 1970 году на Западе книге «Князь мира сего» описывает свою вымышленную версию того, что происходило с Л. П. Берией после ареста и какова была его дальнейшая судьба: «В подземной камере[39] постоянно горел электрический свет, и здесь не было разницы между ночью и днем. Поэтому когда маршал госбезопасности СССР, сам организовавший этот порядок, попал в эту камеру в качестве заключенного, даже он сам не знал точно, сколько времени он здесь провел. Сначала его выводили на врачебные комиссии, где его физическое здоровье проверяли так тщательно, словно его готовят к полету на Луну. Потом его заставили пройти серию психологических испытаний. Да настолько сложных и запутанных, что ординарный человек в них определенно бы запутался.
Но бывший маршал знал, что ищут врачи. И знал, как их обмануть. Врачи это тоже знали и просили его быть честным во имя науки, поскольку, так или иначе, терять ему нечего. И заключенный тоже знал, что терять ему больше нечего. Судя по этим чрезвычайным заботам об его здоровье, он знал, что его ожидает.
И он уже знал, когда это будет. Не раньше, чем он закончит писать свою автобиографию. Не просто анкету, как в случае простых смертных, а писанину неограниченного размера, поскольку отныне его жизнь принадлежит не ему, а истории. Те, кто сидел наверху, знали, что в таких условиях эта биография будет очень подробная и длинная.
Когда и эта бюрократическая процедура была закончена, заключенного вызвали на последний допрос, где обычно объявляют приговор… Его подняли на лифте на самый верхний этаж и провели в кабинет, который он хорошо знал по прошлым временам. За большим письменным столом там сидел человек в знакомой форме маршала госбезопасности СССР… Бывший маршал взял исписанный на машинке лист бумаги с Гербом СССР и прищурился: «Специальная Коллегия Верховного суда Союза Советских Социалистических Республик в чрезвычайном заседании… рассмотрев дело бывшего министра внутренних дел и бывшего члена Президиума ЦК КПСС Берии Л. П… приговорила подсудимого к высшей мере наказания — расстрелу. Приговор окончательный и обжалованию не подлежит. Приговор привести в исполнение немедленно…»
— Не обращайте внимания на дату. По газетам вас расстреляли уже полгода тому назад… По газетам вы уже мертвы, — услышал он голос издалека. — И в глазах народа правосудие восстановлено… Просто после смерти Сталина политика принципиально меняется. Теперь опальных членов правительства будут не расстреливать, как раньше, а посылать на низовую работу. Вплоть до работы простым колхозником… Итак, смертный приговор заменяется вам изгнанием. Вот ваш новый паспорт…
Бывший министр внутренних дел СССР неуверенно открыл серый коленкоровый переплет.