Злобно поглядывая на меня, они все разом стали переговариваться на своем языке жестов, а самые горячие даже «заговорили», подкрепляя свою жестикуляцию горловыми хрипами и мычанием. Ли поднялась, чтобы идти, но один из них, высокий красавец с выхоленной черной бородой, как у Педро Зурито из фильма «Человек-амфибия», взял ее на руки. Он стоял и держал ее на руках, она не сопротивлялась, а только смеялась, глядя ему в глаза.
Он поцеловал ее в шею, в засос, присосался, как вампир. Ее лицо, а глаза!.. Взгляд ее затуманился, я хорошо знал это выражение ее глаз. Он засмеялся мне в лицо и со злорадным торжеством победителя снова усадил ее за стол, на этот раз не на стул, а к себе на колени. За столом все смеялись, некоторые аж покатывались со смеху, поглядывая на нее и на меня. На шее у нее багровел большой, с фестончатыми краями кровоподтек от поцелуя.
Мне стало холодно в душном зале. Ли срывалась в штопор, целый день на солнцепеке, а теперь еще накатила водкой. Сердце тревожно забилось, и горло свело от предчувствия беды. Мне пришлось откашляться, прежде чем заговорить. Преодолев спазм в горле, я через силу овладел дыханием и протянул ей руку.
– Лидочка, нас ждут великие дела! – весело сказал я, но мой голос мне изменил, я его не узнал. – Я прошу тебя, пожалуйста, пойдем, – стараясь говорить мягко, попросил я.
– Никуда я с тобой не пойду! Не нравится тебе здесь? Чистенький какой нашелся, – и она с досадой оттолкнула мою руку.
Я почувствовал, что в ней появилось что-то страшно враждебное мне, что-то отталкивающе грубое, мешающее ей меня услышать, и это ужаснуло меня.
‒ Нечего мной командовать, я пойду, когда захочу. Я не твоя собственность! ‒ лицо ее неприятно изменилось, ей так не шло сварливое выражение. ‒ Ты думаешь, я принадлежу тебе? Я принадлежу себе самой и никому больше. Я остаюсь, а ты, проваливай! Пошел вон!
Вспыхнув от нежданной обиды, я стоял, словно оглушенный. Как-то разом пропали краски и звуки. Вокруг звенела тишина, в груди у меня что-то сжалось, и сколько я ни старался, не мог вдохнуть во весь вдох. Мы смотрели друг на друга, не видя друг друга. Я искал и не находил ее взгляд, и она смотрела на меня невидящими глазами с его колен. Ее лицо мне показалось пустым, так зияла передо мной когда-то пустота могилы.
Бородатый немой, нагло ухмыляясь, глядел на меня, он просунул руки ей под мышки и облапил за обе груди, а затем, поставив ее на ноги, поднялся. Как-то неторопливо, по-хозяйски отряхнул руки, и неожиданно со всей силы толкнул меня в грудь. Я чуть не упал, попятился, но устоял. Он тут же толкнул меня снова, я перехватил его руку, и отработанным приемом двумя руками резко вывернул ему кисть. Хрустнули сломанные кости запястья. Он присел и взвыл страшным нутряным воем. С муторным хряском коленом в пятак я уложил его на спину. Кровь брызнула, словно расплющил гнилой помидор. Ложись-ка в ямку, мужичок, отдохни!
Сразу несколько из их компании бросилось на меня. Одного я зацепил левой, метил в подбородок, но попал в шею. Не подготовил удар, поторопился и ударил с ходу, получился скорее толчок, но довольно сильный и мой недобиток упал спиной на соседний стол. Вся их компания месила воздух вокруг меня, я удачно уклонялся, а сзади кого-то из них уже метелили с соседнего стола, который они перевернули.
Все вокруг смешалось, и злое веселье захлестнуло меня. Я почувствовал себя легче пуха и тяжелее свинца. Для разминки, как в диком гопаке, несколько раз ударил ногой. В одного попал так, что чуть нога не оторвалась. С трудом удавалось выделять и удерживать в поле зрения немых, впрочем, все они, мешая друг другу, рвались ко мне. Одного, оттолкнул, а другого, с рычанием кинувшегося на меня, поймав за руку, протянул по ходу его движения и, сбив с ног подсечкой, как мешок с отрубями швырнул на «ёжик» из торчавших ножек перевернутых стульев.
‒ Так-то, сукины дети! ‒ в лютом запале крикнул я, не услышав себя.
В групповой драке спасает непрерывное движение, перемещение в неожиданных направлениях, это выручало не раз. Главное, не переходить в защиту и не упасть, ‒ забьют ногами. Но здесь слишком тесно, не поймешь, кто за кого и кто из них может пырнуть ножом в спину или в бок. Я вертелся, как волк среди стаи псов, растолкав окружающих, обеспечил обзор на триста шестьдесят градусов, но этим открыл себя для нападения со всех сторон. Это была моя ошибка.
Я искал, но нигде не видел Ли. Чисто рефлекторно пригнулся и над головой в стену врезался, разлетевшись на тысячи осколков неизвестно кем брошенный бокал. Дрались уже все, кто был в зале, все со всеми и каждый за себя. Один Бог был против всех. Привлеченные шумом, с улицы заглядывали случайные прохожие и тоже ввязывались в драку. Вокруг мелькают отдельные персонажи и целые конгломераты из них, залитые кровью, искаженные звериной яростью лица, вылезшие из орбит глаза, оскаленные в свирепом рычании рты.