Нариманов

Сейчас еще май восемьсот восемьдесят второго года. Алексей Осипович по своему обычаю объезжает Тифлисскую, Эриванскую, Елизаветпольскую[8], Бакинскую губернии, Дагестанскую область — в один конец три с половиной тысячи верст. Упорно ищет в городских кварталах, в поселках у железной дороги, в аулах на горных террасах, в глинобитных домишках в глубине волнистых, обожженных солнцем долин — неутомимо ищет смышленых, охочих до учения подростков. Убеждает родителей позволить сыновьям поступить в семинарию или в начальную школу при ней. Малейший нажим, неудачное слово — и труды насмарку. Уездные правители, беки, моллы, все корыстолюбивые ревнители невежества, слепого повиновения, отречения от мирского ради призрачного блаженства на том свете, распространяют дикие небылицы. Клевещут, грозят анафемой семействам, рискующим дать детям светское образование.

Не одной черной краской пишется жизнь. В кругах азербайджанской интеллигенции находятся доброжелатели, прямые союзники просветителя. С одним из них, с Фаттах-муэллимом, у Черняевского давнее общение. Начало положено в Тифлисе, в доме Алексея Осиповича на Нижне-Садовой улице. Продолжение — в грузинском городке Гори — пятьдесят с небольшим верст в сторону Сурамского перевала, Черного моря. Там, в тиши, среди густой зелени, расположилась учительская семинария. В трех белокаменных домах, на двадцать пять лет заарендованных у штабс-капитана Зубалова.

Не впервые, давно можно бы привыкнуть, нет, всякий раз заново переживают, устраивая будущее еще одного мальчишки. Сегодня Фаттах-муэллим хлопочет о своем ученике Наримане. Обнадеживает, что с родителями паренька затруднений не будет. «Отец немного колеблется, зато мать полна решимости. Это, кажется, первый такой случай. Неграмотная, воспитанная в рутине, фанатизме, лицемерии патриархальных обрядов, она безошибочно чувствует, чего требует от нее любовь к сыну, в чем его подлинное благо. То, что мы с вами называем велением времени… Целеустремленность матери, способности и прилежание сына… На многое можно надеяться… Простите, Алексей Осипович, расчувствовался…»

Еще может сорваться. Прошение, посланное Наджафом-киши, семинарская канцелярия возвращает назад. Из-за «показаний» о возрасте Наримана. Если он действительно родился в 1870 году, то сейчас ему двенадцать лет. Мал, не подходит.

Кто знает, какие доводы приводит инспектор Черняевский директору семинарии Дмитрию Дмитриевичу Семенову, человеку, ему духовно близкому. Своего добивается. Принят Нариман. Осенью 1882 года. В младший класс начального училища. Там предстоит учиться три года и пять — в семинарии. Многое узнает за эти годы питомец Алексея Осиповича. Поймет и смысл любимой поговорки дяди Али-мирзы: «Будь мужчиной и на камне вырастишь виноград».

Налитые, обласканные солнцем янтарные гроздья на виноградной лозе уже венец усилий. Покуда саженец привьется, войдет в силу, одарит сладкими плодами, годы заботы, годы терпения…

Уже не мальчик, через все прошедший, многоопытный председатель Центрального Исполнительного Комитета Союза ССР Нариман Наджаф оглы Нариманов на исходе девятьсот двадцать четвертого года отбирает для издания в Москве отдельной книгой свои наиболее значительные статьи, письма. Несколько самых первых страниц, помеченных римскими цифрами, отданы сжатой, почти протокольной биографии[9] автора. Биографии, с его слов написанной. Оттуда:

«Из первых сильных политических впечатлений, надолго приковавших к себе чуткий ум молодого Наримана, необходимо отметить убийство Александра II.

Вспоминая об этом событии, Нариманов всегда подчеркивает огромное внутреннее брожение, которое было вызвано в нем этим чрезвычайным для того времени известием об убийстве царя, неограниченного властелина, капризу коего было рабски послушно все население одной из величайших стран в мире».

Убийство Александра Второго — март 1881 года. Нариману одиннадцать лет. Он дома в Тифлисе. В Нагорном квартале, где волей-неволей вся жизнь на виду. Возможно, кто-то из взрослых слишком увлекся, нарушил обычай, запрещающий при детях вести деловые, тем более крамольные разговоры, — принялся рассуждать о казни самодержца в присутствии Наримана?

В учебной программе, в уставе семинарии, утвержденных в Петербурге, само собой, ничего нет от свободомыслия. В «штатах татарского отделения вероучителя Алиева закона и Омарова закона». Особый молла для мусульман-шиитов, особый для мусульман-суннитов.

В империи Российской — от Памира до Варшавы и Балтики, от Тихого океана до Черного моря 57 процентов населения национальные меньшинства. Преподаватели народных училищ в местностях, заселенных «инородцами», были, как правило, ревнителями державной политики. Оплотом ее наряду с духовенством. Естественно, семинаристов все годы содержали в строжайшем повиновении.