Направление — Прага

— Были. Не только были, но и помогали профессору при операции аппендицита. Просто смех! Немцы оперируют партизана. Если бы знали, кто это, досталось бы ему! А вместе с ним и профессору. Как же его фамилия? Кажется, Кох! Ну, на сегодня хватит. Завтра вас ждет Грушка!

Не спалось в ту ночь новому партизану: мешали удивительные сны. Столько событий, новых людей, дел. Подумать только, сам командир подал ему руку, похлопал по плечу. А тут еще француз. В самом деле, ведь ему придется жить с французами. В жизни еще не видел француза. Только немца. Старого Олдхофера. Но тот уже выживает из ума. Не заметил, как у него из-под носа ускользнули к партизанам.

Утром Грушка, старый солдат, показал им, «где раки зимуют»:

— Стройся! Равняйсь! Смирно! Налево! Направо! Ложись! Это называется ложись? Упали как подкошенные, вот это будет ложись. Встать! Это называется встать? Как сонные встаете. По-пластунски вперед! Короткими перебежками вперед! Это называется перебежки? Пока вы так перебегать будете, немцы из вас решето сделают. Встать! Ложись! Я вас научу! Я вам покажу! Громче! Шепчут только в церкви…

Прошла утренняя свежесть. Солнце грело все сильней, пот лил градом, рубаха прилипала к спине. Это и есть «партизанить»? Кто это так себе представлял? Может быть, только Грушка, командир взвода, который снова кричал:

— Ложись! Встать! Новенький — ко мне!

— Гамза!

— Лесоруб?

— Лесоруб.

— Видишь лес? Опушку справа? Тех, что в гражданском?

— Вижу.

— Доложишься им. Поможешь рубить лес. Повтори приказ.

— Доложусь тем, в гражданском, и помогу им рубить лес!

— Бегом!

Те, в гражданском, оказались французами. Выделили им, как сказал командир, участок леса, который они должны были вырубить. Потом надо наделать бревен, досок, построить хаты, укрытия, землянки. Издалека было видно, как непривычна для них эта работа. Уже по тому, как держали топоры! Только берегись, когда валят деревья.

— Уходите, ребята, подальше отсюда! Лес рубят — щепки летят! — сказал он вскоре.

Поплевал на ладони — и зазвенел топор, запела пила, застучал молоток, завизжали клещи. Рубил, пилил, колол, ошкуривал изо всех сил. Он им покажет, французам!

Обступили его и любовались этим маленьким чудом. Работа у него спорилась, это он чувствовал. И хорошо! Пусть посмотрят, как рубят лес словаки.

— Браво! — упала на него тень.

Поднял голову. Француз, командир.

Мило даже покраснел.

Командир что-то говорил.

— Если бы я тебя понимал. — И вдруг увидел, что француз держит карту. Его карту. Засиял, указав на нее: — Карта! Я принес ее. От брата. Из Братиславы.

По глазам командира видно было, что он вспомнил тот вечер.

— А! — Снова похлопал его по плечу. — Браво!

— Ну как было у французов? — спросил вечером у костра рябой. — Вижу, ты при деле.

— Я что, у партизан или на прогулке?

Так и получилось. Утром их неплохо погонял Грушка: упражнялся со взводом. А потом он помогал французам, которых с каждым днем становилось все больше. Все помогали как могли. Скоро будет крыша над головой.

Приходил командир, иногда несколько раз в день. Стройный, по-военному подтянутый. Высоко держал голову, был серьезен и озабочен. Это, пожалуй, ему и не шло. Однажды объявился с Величко, Жингором и тем переводчиком.

— Это ты карты принес? — спросил, остановившись рядом.

Отложил Мило топор, подтянулся, тыльной стороной руки вытер пот со лба.

— Я!

— Поручик говорит, — Величко показал на француза, — что ты молодец. Продолжай так и дальше, парень!

Он был на седьмом небе от похвалы. Сколько раз в эти дни говорил себе: для этого вряд ли стоило убегать сюда. Елки валить, тесать колья, ставить срубы. Ведь шел бить немцев. А когда еще придется выстрелить? Хоть и винтовка есть! Другие говорят, что мы бездельничаем здесь, жилье строим. Грушка волочит нас по земле, учит разбирать пулемет, и больше ничего. Но теперь обо всем этом сразу забыл. Вкалывал до мозолей, аж пар от него шел.

Когда снова поднял голову, те уже уходили. По вырубке на поляну. Три командира. Словак, русский, француз.

Вечером у костра похвалился, как к нему подошли три командира.