Наполеон. Попытка № 2

Еще одним неоспоримым достоинством кодекса было то, что он являлся документом прямого действия, то есть не требовал десятков подзаконных актов, которые, будучи приняты бюрократами, могут выхолостить весь дух закона.

Кодекс был настолько хорош, настолько упорядочивал общественное пространство, что пришедшие после Наполеона к власти Бурбоны решили его не отменять. Только чуть-чуть ухудшили. Например, оборзевшая церковь, которой не нравился светский характер брака, обеспеченный кодексом, все-таки настояла на отмене свободы разводов. Проститутки, говорю же.

Кодекс всячески поддерживал предпринимательскую активность, полностью устраняя государственное вмешательство из взаимоотношений нанятого работника и предпринимателя. Доктор юридических наук, профессор сравнительного и международного права, иностранный член французского Общества сравнительного законодательства А. Саидов так пишет об этом: «Кодекс Наполеона юридически закрепил в имущественном обороте свободу личности, свободу предпринимательской деятельности. В период господства свободной конкуренции каждый французский предприниматель стремился сохранить за собой в области [трудового] договора максимальную свободу, возможность действовать по своему усмотрению, без мелочной государственной опеки и регламентации. Поэтому свобода договора в то время находила свое выражение не только в свободе волеизъявления сторон, но и в автономии личности, в государственном невмешательстве в договорные отношения по принципу либерализма…» А либерализм, как известно, это очень хорошо для экономики. Как бы этому тезису не противились коммуно-фашисты.

Конечно, за двести лет кодекс претерпел некоторые изменения (в особенности в части семейного права), но весьма примечательно, что наименьшим корректировкам подверглось имущественное право.

Именно Наполеоновский кодекс и наполеоновские реформы (экономические, административные, финансовые) превратили Францию в национальное государство. Очень хорошо сказал об этом один из исследователей той эпохи Ф. Массон. Прошу прощения за длинноватую цитату, но точнее, чем Массон, не скажешь:

«Бурбонская Франция складывалась веками: каждый король внес в нее свой камень, каждая королева – свое приданое, и каждое из входящих в состав ее племен, признавая над собой верховную власть короля, сохраняло свои местные учреждения. Все эти народы, между которыми король служил соединительным звеном, жили своей особой жизнью, имели свой дух, свой язык, свои обычаи и никогда, несмотря ни на какие попытки, не сливались в единую, великую нацию. Между ними не было ни общего духа, ни общей цели, ни общих законов. Французский король, бывший, в сущности, только королем Иль-де-Франса, должен был бы, по примеру других государей, присоединить к своему титулу названия княжеств и графств, верховным властителем которых он был. В сущности, он один связывал своею особой все эти разнородные элементы, сосредотачивая в своих руках права.

Но народ зашевелился, воспрял, захотел жить. Границы между княжествами пали, народы заговорили между собой через их развалины и, к удивлению своему, убедились, что они понимают друг друга, убедились, что у них одинаковые сетования, нужды, интересы, один и тот же идеал. И из конца в конец этого государства, у которого не было ничего общего, кроме короля, пробежал одинаковый трепет: люди различных рас, говорившие на различных наречиях, почувствовали себя одной нацией и стали Францией.

Наполеон стал избранником этой нации. Он сам соорудил национальный механизм. Он сделал этот механизм настолько универсальным, что тот мог править миром, и настолько гибким, что он мог совершенствоваться и применяться к новым потребностям. Испортилось одно колесо – его снимают, истерлась одна пружина – ее меняют, и машина продолжает работать. Механизм не зависит даже от своего творца…»

По сути, Массон пишет о том, как новые экономические условия, вызванные развитием новых технологий, стандартизируют социальное пространство. Новой экономике требуется новое, более широкое поле деятельности, новый рынок, и она превращает кучку диковатых племен с разными обычаями и диалектами в одну нацию. По счастью, тогда, в отличие от нынешних времен, пораженных проказой политкорректности, никто не фетишизировал племенную идентификацию, возводя отсталость в ранг ценности. Напротив, слияние племен, княжеств и герцогств в одну страну, в одну нацию прошло на ура. Это была мощная поступь прогресса.

Сейчас глобальный рынок объективно требует того же – стандартизации и превращения наций в единую общность, которая называется земной цивилизацией, – с одним языком, одной валютой, одними законами и единой системой мер и весов на всю планету. А избыток социализма и истерические вопли о необходимости сохранения малых народностей, языков и культур мешают этому процессу.