Наполеон - исчезнувшая битва

Отряд драгун ночью пересек границу и преспокойно увез герцога в Париж. Его поместили в Венсеннском замке. Он держал себя храбро. На допросе отрицал участие в заговоре. Но Савари приготовил для него главный вопрос: "Если бы англичане позвали вас принять участие в войне против Франции, вы бы согласились?" И герцог ответил, что "как истинный Конде он пошел бы против революционной Франции с оружием в руках". Этого было достаточно. По законам республики подобное заявление каралось смертью. И военный суд приговорил его к расстрелу.

Жозефина умоляла простить его. И брат Жозеф тоже... Да, законы великодушия требовали помилования, но законы политики - крови! Так часто бывает: простить нужно... и нельзя! Если простить, не только не будет никакого урока негодяям, напротив, они почувствуют мою слабость... Пока я раздумывал, мне принесли известие от Савари: герцога расстреляли. И тотчас после этого Мельвиль передал мне письмо герцога с просьбой о помиловании. Письмо, полное достоинства и храбрости. Оказалось, верный Савари, чтобы избавить меня от колебаний, задержал это письмо... Я не спал всю ночь... Быть повелителем для человека с чувствами подчас мучительно!

Впечатление от расстрела было огромное... Фуше сказал: "Это больше, чем преступление, это ошибка". Но это лишь ловкая фраза... В том-то и дело, что ошибки не было, а преступление было - преступление против великодушия. Да, меня проклинали в Европе... Но пусть проклинают, лишь бы боялись. И теперь меня боялись, очень боялись. Бурбоны поняли: решив мстить, я не остановлюсь ни перед чем. Цель была достигнута, хотя и печальными средствами. С покушениями на какой-то период было покончено... Повторюсь: враги долго неистовствовали. Русский царь посмел обвинять меня в бесчеловечности, называл "корсиканским чудовищем". Но он забыл, что я, в отличие от иных государей, умею и люблю отвечать. Я тотчас ответил ему в "Мониторе". Я написал, что герцог был замешан в покушении на правителя страны. К убийцам, готовящим покушение на правителей народов, следует быть беспощадным. Например: если бы русский царь, узнав, что убийцы его отца находятся за границей, захватил их, я бы не возражал!.. Так я напомнил русскому царю, посмевшему учить меня морали, что убийцы его отца находятся на свободе в его собственной стране! Стрела попала в цель, ибо мои статьи читала тогда вся Европа...

Император замолчал, потом вдруг добавил:

- Герцога расстреляли во рву Венсеннского замка... Я поехал потом на это место. Там до сих пор растет одинокое дерево... Была безлунная ночь и в свете факелов... Савари мне рассказал... На стене замка возникла огромная тень несчастного герцога... и этого дерева, около которого его расстреляли... Да, впечатление было огромное... - Он еще помолчал и продолжил: - После этого печального события оба блистательных негодяя поняли: пора! И в один голос заговорили о том, чего я так хотел услышать: как страшно, когда судьбы французской революции и великой нации зависят от жизни одного человека! И я не прав, решив, что с покушениями покончено. Отнюдь! Смерть герцога может оказаться тщетной, если мы не покончим с нынешним положением... Враги республики должны понять раз и навсегда: убийство Первого консула ничего не изменит... Ибо, как это положено во всех европейских странах, тогда на трон Франции взойдет... его наследник!.. Короче, чтобы обезопасить республику, я обязан вернуть монархию и основать новую династию... И Фуше, и Талейран теперь бесконечно повторяли мне это. И я сдался...

Я не мог не улыбнуться.

- Запишите, - хмуро сказал император, - впервые о монархии заговорил не я! Было решено провести плебисцит... И нация подавляющим большинством голосов вручила мне право быть императором французов.

Восторг обоих негодяев!.. С каким шармом епископ-расстрига склонился в изящном поклоне, обратившись ко мне впервые: "Сир". Но на дне глаз... презрительная насмешка аристократа над вчерашним безродным лейтенантом... А Фуше с его иссушенным лицом (кто-то сказал: "Он украл свою голову у скелета"), назвав меня впервые "сир", напротив, отвесил нарочито неловкий поклон вчерашнего якобинца, голосовавшего за смерть короля. И в глазах обычный мрак... Но в уголках рта - та же насмешка над лейтенантом Республики, назвавшимся императором.