Первая остановка. Торбей. Набережная запружена людьми. Матросы рассказывают: пешком, верхом, в каретах народ прибывает из Лондона, чтобы увидеть его. Подзорные трубы продаются за сумасшедшие деньги. Вокруг корабля кружатся сотни лодок, взятых напрокат. Нанять шлюпку стоит небольшого состояния. Все взоры прикованы к нашему кораблю: ждут появления императора.
Я пообедал, вышел на палубу. Император продолжает обедать - точнее, сидит за столом с отсутствующим видом - о чем-то думает.
На палубе я увидел матроса, державшего большую доску с надписью мелом: "Он обедает".
Наконец император появляется на палубе... Безумные крики с набережной: "Смотрите, смотрите - он!.." Уходит в свою каюту.
И тотчас на палубу вышел другой матрос, написал на доске большими буквами: "Он отдыхает". Толпа благодарно аплодирует.
Мы пришли в Портсмут. То же столпотворение.
Принесли газету, из которой я узнал: в Лондоне идут лихорадочные совещания министров с принцем-регентом.
Император балует англичан: выходит на палубу в знаменитом сером походном сюртуке и треуголке. На лодках, кораблях, на набережной тысячи людей обнажают головы... Он доволен. Смотрит на меня.
- Я опишу это, сир.
Он улыбается.
Свершилось! Сегодня, 31 июля, на борт "Беллерофонта" поднялся адмирал Кейт. Почтительно приветствует императора, зачитывает решение правительства. Император не понимает по-английски, ему переводят: "Генерал Бонапарт (так теперь велено его называть) объявляется пленником союзников. Его отправляют в ссылку. Ему дозволяется взять с собой трех офицеров и 12 слуг. Место ссылки - остров Святой Елены..."
Император взрывается в яростном монологе. Он буквально орет:
- Вы попрали все законы гостеприимства! Я был величайшим вашим врагом и оказал вам величайшую честь, добровольно выбрав вашу защиту. То, что вы совершили, ляжет вечным позором на всю британскую нацию... Это равносильно смертному приговору.
Адмирал слушает с несчастным лицом...
После страстного монолога император преспокойно выходит на палубу. На свою обычную вечернюю прогулку на потребу любопытным.
Я потрясен: он выглядит, повторюсь, совершенно спокойным. И это спокойствие пугает. Погуляв с полчаса, он возвращается в каюту.
Маршан прибегает ко мне в панике:
- Он заперся в каюте. Как тогда - в Фонтенбло...
И Маршан раскрывает мне тайну: год назад, после первого отречения, император пытался покончить с собой... Бедняга Маршан боится повторения попытки самоубийства...
Он умоляет меня постучать в каюту императора - как бы по делу.
Я подошел к каюте, и из-за двери услышал голос императора:
- Позовите Маршана.
Он и за дверью читал мысли?!
Потом Маршан рассказал мне: когда он вошел, император сидел на кровати.
- Помоги мне раздеться, мне нужно.
Потом лег, сам задвинул полог. Свет проникал через плотно задвинутые пурпурные шторы на окнах, и каюта была цвета крови.
Маршан в ужасе стоял у полога кровати, ожидая неизбежного. И услышал ровный голос Императора:
- Продолжай читать.
Это были "Жизнеописания Плутарха", он читал их императору накануне.
Маршан читал в совершеннейшем ужасе... Он не знал, что происходило там, за занавесями.
Но когда он дошел до самоубийства Катона, император преспокойно раздвинул занавеси и попросил халат. Маршан подал дрожащими руками. После чего император стал молча расхаживать по каюте.
Походив, остановился и начал обсуждать с Маршаном, кого ему взять с собой на остров.
- Он был совершенно спокоен, будто все идет как надо, - сказал мне Маршан.
"Будто все идет как надо". Теперь понимаю - лучше фразы не придумать.
Ему пришлось выбирать из тех, кто поднялся с ним на борт.
И он выбрал. (Маршан за ужином назвал их мне.)
Это были граф Шарль Монтолон с женой Альбиной, гофмаршал граф Бертран с женой Фанни... Причем Фанни (кстати, англичанка) была в ужасе от этого известия, говорят, чуть не бросилась за борт. Но сам Бертран был счастлив... И еще император назвал меня.
- Он просил узнать: как вы к этому отнесетесь? - закончил Маршан...
Я вошел к императору в каюту и сразу начал:
- Сир! Если вы окажете мне честь и возьмете меня, вы исполните самое заветное мое желание.
Он улыбнулся и сказал:
- Граф, вы не только хорошо пишете, вы бегло говорите по-английски. Я решил взять вас с собой к англичанам, в изгнание, еще тогда, в Париже, как вы, наверное, поняли.
"К англичанам, в изгнание"? Так что же выходит? Уже в Париже он знал, что сдастся Англии? И что его сошлют? Но тогда зачем он сдался?
Так я спрашивал себя тогда, глупец.
За ужином император объявил свите свое решение - назвал тех, кого решил взять с собой. И тогда вечно скандальный и вечно обиженный генерал Гурго устроил императору бурную сцену. Гурго вспоминал (весьма страстно), как спас его в России, как храбро бился при Ватерлоо. Он не просил - требовал, чтобы император взял его на остров.
Императору не могла не понравиться такая жажда служить. Я был перемещен на должность секретаря, а Гурго добавлен к двум офицерам...
Я единственный из свиты старше императора и ниже его ростом. К тому же я худ, как император в дни Тулона. Все это ему приятно...