В середине декабря 1809 года было объявлено, что Наполеон I и императрица Жозефина расстаются, и чуть позднее — о браке между императором и дочерью австрийского императора Франца I, Марией-Луизой. К слову сказать, Мария-Луиза приходилась внучатой племянницей французской королеве Марии Антуанетте, в свое время также бывшей австрийской принцессой, которая была казнена в революционном Париже в 1793 году.
Это было политическое решение императора французов, поскольку Жозефина не могла родить наследников, что ставило под сомнение жизнеспособность Первой империи в долгосрочном плане. Родство же с домом Габсбургов позволяло легитимировать клан Бонапартов в глазах европейской аристократии, получить потомство, узаконить территориальные и имущественные приобретения Французской империи и завершить (как это представлялось Наполеону I) многолетнюю борьбу с Австрией.
Развод императора с Жозефиной был с нескрываемым удовлетворением встречен всеми членами семейства Бонапартов. Они так и не смирились с тем, что Жозефина была женой Наполеона и императрицей. С другой стороны, это было тяжелое решение для Жозефины и ее детей — Евгения и Гортензии. «Жертвоприношение было делом решенным, оставалось его совершить», — напишет позднее Гортензия[82]. Жозефина сохранила титул императрицы и поселилась в оставленной ей по условиям развода усадьбе Мальмезон, где она жила, окруженная своим прежним двором. В отношении Евгения и Гортензии изменений не произошло, и император продолжал относиться к ним как к своим детям.
1 апреля 1810 года в Париже состоялся торжественный обряд венчания Наполеона I и Марии-Луизы. Во Франции появилась новая императрица.
В личной жизни короля Голландии после возвращения из Франции улучшений не наметилось. Хотя впервые за три года в страну вернулась королева, она пробыла там только шесть недель. Гортензии не нравился Амстердам и старая ратуша, где она с сыном была вынуждена жить. Ратушу она находила жуткой и темной. Амстердам ей претил даже больше Гааги, где она бывала раньше[83]. Жизнь рядом с нелюбимым мужем (они перестали даже разговаривать между собой) и непостоянная погода доводили ее до сумасшествия, и в начале июня 1810 года она уехала на воды в Пломбьер. Как оказалось, навсегда, больше она никогда не увидит Голландию. Наполеон Луи в это время оставался с отцом. Правда, ненадолго.
Независимости Голландии, даже номинальной, пришел конец. Три недели спустя Наполеон I под предлогом того, что голландцы оскорбили кучера французского посла, приказал императорским войскам занять все королевство[84]. Луи, предчувствуя, что дело движется к оккупации страны и он не в состоянии чем-либо помочь своим подданным, стал заранее готовиться к неизбежному. Как говорит Стэктон, «Луи решил доставить брату максимум неприятностей единственным доступным ему способом — провозгласил себя жертвой тирании брата. Он уже некоторое время строил планы мести, действовал тайно и с осторожностью. Король переправил свои драгоценности из страны, потихоньку продал всю недвижимость, вытянул десять тысяч золотых франков из Государственного банка. 3 июля 1809 года он разослал три документа: первый — свое отречение в пользу сына, Наполеона Луи, или, в случае неудачи, Луи Наполеона; второй — протест против действий брата в качестве императора; и третий — обращение к голландскому народу. Потом сел ужинать.
Той ночью, в одиннадцать часов, в переулке перед его убежищем в Харлеме остановилась карета, и, оставив любимого сына, но взяв любимую собаку — дворняжку, Луи пустился в бега. Что интересно, по дороге к карете он упал в канаву, но его это не остановило. Ему было хорошо. На одной из стоянок собаку задавила карета. На рассвете он уже приближался к немецкой границе. После этого никто из окружения императора не знал о его передвижениях. Только через две недели стало известно, что он, как обычно в трудные времена, отправился на воды — на этот раз в Теплице, Богемия, на австрийской территории.
К его досаде, отречение означало, что Гортензия станет регентом Голландии, пока страну не захватит Наполеон. Правда, ее правление длилось не больше недели, да и в стране ее не было. Наконец-то, в двадцать семь лет, Гортензия, которой Наполеон пожаловал поместье Сен-Лё (Луи в письме запретил ей принимать этот дар, но она благоразумно его проигнорировала), получила свободу и могла жить, как ей хочется»[85]. К этим словам британского историка добавим, что в обращении к своим подданным он «просил смириться с волей Императора, чьи солдаты входят в пределы страны»[86]. Скорее всего, им ничего другого и не оставалось. И все же голландцы сохранили теплые воспоминания о своем короле, который, несмотря на все душевные переживания и телесные недуги, оказался неплохим монархом, по меркам начала XIX века очень даже неплохим, с учетом того, что он был иностранцем. Луи не по своей воле стал править страной, но принял ее всей душой.