Два часа пополудни. Черные тучи, гонимые ветром, громоздятся на небе. Буря идет с северо-запада. Над Катр-Бра уже тень, а на шоссе, откуда идут французы, все еще солнце.
Эксбридж сидит на лошади у легкой конной батареи, с обращенными в сторону французов жерлами пушек. Вдруг вдали, на гребне холма, появляется всадник с небольшим отрядом. Сам он и конь его, освещенные сзади, кажутся черными, как из бронзы изваянными, на светлом небе.
«Пли! Пли! Да получше цель!» – кричит лорд Эксбридж, узнав императора. Пушки грохочут.
Наполеон велит выдвинуть конную батарею Гвардии. Но Эксбридж поединка не продолжает: пугается, что французы слишком близко; велит снять орудия и поскорей уходить.
В ту же минуту разражается гроза. В блеске молний, в раскате громов, в хлещущем дожде и вихре английские гусары и канониры, все вместе, скачут галопом, «как сумасшедшие»; «лисью травлю» напоминала эта погоня, вспоминает очевидец.
– Скорей, скорей, ради Бога скорей! – кричит лорд Эксбридж с таким ужасом, как будто гонится за ним Апокалипсический Всадник, в громах и молниях.
Скачут по Брюссельской дороге, на север, к Мон-Сен-Жану – Ватерлоо, куда еще поутру отступила вся английская армия. Только у Женаппа, за рекою Диль, переправившись первым и установив батареи на том берегу, Эксбридж начал отстреливаться. Скоро французы, сбив его, погнали дальше, но погоня уже замедлилась: ливень превратил шоссе в поток, а поле – в болото, где кони угрузали по колено.
К вечеру добрались до фермы Бель-Альянс, на плоском взлобье высокого холма, почти горы, того же имени. Против него – другой холм-гора, с таким же взлобьем, Мон-Сен-Жан, очень сильная позиция, где укрепился Веллингтон. Вся эта местность, по небольшому селению в тылу англичан, называлась Ватерлоо. Между холмами – глубокий овраг. Необозримые, до края неба, чуть волнистые поля со зреющими нивами виднелись с вершины холмов; кое-где перелески да узкие колокольни церквей над селениями: старая, тихая Фландрия. Но все это сейчас окутано вечерним дождевым свинцом.
Английская конница скатилась в овраг и кое-как вскарабкалась по скользкой круче на Мон-Сен-Жан.
Наполеон остановился, не зная, что перед ним, – вся ли английская армия или только арьергард. Велел сделать пробные выстрелы и по тому, как ответили английские батареи, понял, что на Мон-Сен-Жане – вся неприятельская армия.
Час для боя был слишком поздний, да и главные силы французов еще позади.
– Я бы хотел остановить солнце, как Иисус Навин! – воскликнул Наполеон.
Бой отложил на завтра, 18 июня; лагерь велел расположить у Бель-Альянса, а сам остановился на ночлег на ферме Кайю, в чистеньком домике, только что ограбленном и запакощенном брауншвейгцами. Развел большой огонь в камине, чтобы обсушиться: давеча под ливнем промок до костей, «точно вышел из ванны».
В девять вечера узнал из донесений разведчиков, что Блюхер идет не на Льеж, а на Вавр – значит, опять на соединение с Веллингтоном, но этим известием не встревожился: тридцать шесть часов после Линийской встрепки и с тридцатью тысячами французов за спиною, отважится ли Блюхер на фланговый марш от Вавра на Мон-Сен-Жан?
А если бы и отважился, разбитая, павшая духом армия сможет ли принять бой?
Ночь император почти не спал; проснулся в час, обошел аванпосты, один, только с генералом Бертраном, опять под проливным дождем. Очень боялся, что Веллингтон уйдет. Вслушивался, вглядывался в темноту, сквозь дождь, – нет ли бивуачных огней и движения в английском лагере. Нет, все тихо и темно; лагерь спит мертвым сном.
Чуть светало, когда Наполеон вернулся на ферму Кайю. Здесь ждало его письмо от Груши: Блюхер идет двумя колоннами – кажется, одной на Льеж, другой – на Вавр; если это подтвердится, он, Груши, погонится за ним, чтобы отрезать от Веллингтона. Молодец Груши, не то что «летаргический» Ней! Император успокоился так, что даже новых инструкций ему не послал: все и так ясно, как дважды два четыре. Что дважды два бывает и пять, если захочет Рок, не вспомнил. О, если б знал, что накануне, кряхтя от боли в старых костях, семидесятилетний юноша, фельдмаршал «Вперед!» ворчал: «К лошади велю себя привязать, а боя не пропущу!» Каков Блюхер, сын, такова и Пруссия, мать: вся она – «Вперед!»; дважды два для нее сейчас пять.
Утром посланные на разведку офицеры, бельгийские шпионы и дезертиры донесли Наполеону, что английская армия не сдвинулась за ночь. Будет бой и победа, как дважды два четыре. Бледное солнце сквозь облака – воскресшее солнце Аустерлица – «осветит гибель английской армии» (Уссе).
Одно нехорошо: боя нельзя начать, когда император захочет и найдет нужным. Дождь перестал, но сделалась такая грязь, что нельзя двинуть орудий, пока не просохнет; а каждый час отсрочки – помощь Блюхеру.
Наполеон в нетерпении шагает взад и вперед по комнате; иногда подходит к окну и смотрит на небо.
В пять часов отдает приказ о начале боя в девять. Но и к девяти войска еще не на позициях: чистят оружие, варят суп.