— Так что же, никто не может его остановить? Говорили об успехах Дохтурова. Говорили даже, что Даву разбит. А что же другие наши армии? С севера и с юга разве не могут ударить?
— Не могут! — Байсаков говорил с набитым ртом, потому что приступил к еде, не дождавшись ухода хозяина. — Не знаю, в какой ты там тайге сидел, но турки Кутузову обид не простили. Чуть что — нападут, так что с Дуная силы не увести. А на севере Витгенштейн, корпус в двадцать пять тысяч человек... Ему бы самому от Удино и Макдональдса отбиться!
Остужев вздохнул. Большинство фамилий ему были едва знакомы, некоторых он не слышал вовсе. Слишком много лет провел он в добровольном отшельничестве, охраняя нечто, зарытое под избой. Он думал, что там и окончит свою жизнь, но за ним пришли раньше. К счастью, те, первые гости, сами не знали, что ищут. Они полагали, что доставив к нанимателям соответствующего приметам мужичка, получат больше, чем за информацию о его местонахождении. Но заросший бородой по глаза сиволапый «мужичок» смог постоять за себя. Тогда же узнал Александр и о разговорах о войне. А несколько позже, добравшись в Иркутске до того, кто послал лихих людей на поиски, узнал и о том, что никуда ему не скрыться. Вся мощь объединенной французским оружием Европы шла на него, по пути сминая Россию. Льва не остановить. Первым побуждением Остужева было ехать к Байкалу и бросить сверток, так нужный Наполеону, в самую пучину бездонного озера. Но в смертельной игре, как рассказывал когда-то Александру удивительный человек по имени Клод Дюпон, принимают участие не только люди. Поэтому призы этой игры невозможно спрятать навсегда, нельзя уничтожить. И Остужев пошел навстречу Бонапарту, своему бывшему другу.
— Ну, хватит, — Байсаков взглядом показал хозяину, что он может быть свободен, и наполнил две рюмки смородиновой наливкой. — Давай выпьем за встречу, и рассказывай. Я не шучу.
— Выпить можно, для аппетита, — усмехнулся Остужев. — Значит, ты теперь доверенный человек Аракчеева? Так мне к господину графу и надо. Давай-ка, Ваня, ты меня к нему и препроводишь, под конвоем. Да поскорее, а то сегодня Витебск, завтра Смоленск — так и до Москвы война докатится.
— Ну, указывай мне, что делать, Саша! — грозно прикрикнул Байсаков, но чокнулся с ним и опрокинул рюмку в рот. — Я ведь как человека тебя прошу: объяснись.
— Я не могу, Ваня. Не нужно тебе ничего знать. По-крайней мере до тех пор, пока Аракчеев не примет решение. Сам не могу я решать таких вещей, от которых судьба России зависит.
Байсаков помолчал с минуту. Терять время за столом он не любил, поэтому заодно сгрыз пару куриных ножек. Понимая, что Иван не согласится на его условия хотя бы просто из гордости, Остужев тоже приступил к еде. Как бы там ни было, а на полный желудок жизнь казалась веселее. В окно он был готов выпрыгнуть в любой момент, и помешать ему Байсаков просто не успел бы. Все эти годы Александр ни на день не забывал о тренировках, и проснувшаяся когда-то сила бойца-беспредметника теперь подчинялась ему беспрекословно. Внизу будут ждать стрелки, но по стремительно и внешне беспорядочно движущейся мишени попасть нелегко. Если, конечно, один из этих «половых» сам не является беспредметником-стрелком, или не имеет какого-нибудь предмета. В любом случае, придется рискнуть, если только Иван не сменит гнев на милость по случаю сытного ужина и не позволит выспаться, в чем Остужев очень нуждался. С этой надеждой он и приехал сюда с Байсаковым: тут его хотя бы охраняли.
— Нет, — негромко сказал Иван, подумав, и увереннее повторил: — Нет, приятель! У меня есть другие дела, поручения от графа. Не хочешь по-дружески, откровенно — ладно, передам тебя другим людям. Ну, а они с тобой по-другому и поговорят. Только для начала... — с ловкостью, которой Остужев в нем прежде не замечал, Иван выхватил откуда-то из-под стола два пистолета и взвел курки. — Для начала покажи, что ты прячешь за пазухой!
— Ваня... — Остужев даже растерялся. — Давай не будем ссориться? Ты ведь знаешь, что я слов на ветер не бросаю. Если сказал, что не могу тебе рассказать правды, то так и есть. Или ты мне не веришь?
— А с чего мне тебе верить после того, как ты себя повел в Египте?! — Байсаков вскочил. — Так друзья не поступают! И сейчас ты поступаешь не как друг! Ты мне не веришь — и я тебе тоже. Показывай, да медленно, иначе я выстрелю, клянусь!
«А ведь пальнет! — подумал Остужев, расстегивая ворот. — И не промахнется, пожалуй. Что ж, придется действовать на опережение. Жаль, что с ночлегом не получилось — уютное местечко!»
— Ладно, будь, по-твоему, — вслух сказал он. — Только предупреждаю, ты будешь удивлен. Потому что это совсем не то, что ты думаешь, и...
Еще через два слова Остужев собирался нырнуть под крепкий стол и перевернуть его на товарища, а затем выпрыгнуть в открытое окно. Но в этот момент из этого самого окна донеслись сразу несколько выстрелов, а затем истошный крик раненого.