Напасть

Хейраниса-бейим дала волю обуревавшему ее восторгу, кинулась в объятья мужа, осыпая жаркими поцелуями отца своих детей, спутника жизни своей и отныне шаха страны своей... "Аллах, ниспослав тебя, сподобил счастья... прошептал набожный Мохаммед. - Ты - дар Творца..."

Так бывало всегда; пока муж решал, как быть, что предпринять, она опережала его. Уже народила четверых детей, но все еще была молода сердцем и плотью. Создатель одарил ее страстной натурой. И теперь, разоблачая супруга, в буквальном смысле слова, она распалялась сама, и распаляла его. Она пользовалась предоставившимся моментом. Ведь завтра предстоит отправиться в путь. Дорога утомит ее благоверного, а в Газвине начнется череда ритуалов, восшествие на престол, возлагание венца, поздравления, приемы вождей племен, иностранных представителей... она упивалась стихией захлестнувшей ее страсти, ощущая ее каждой клеточкой своего тела, наслаждалась и доставляла наслаждение ему, пила эту усладу, как жаждущая газель пьет воду, обвивая руками мужа. "Какая неистовая сила в этих хрупких руках!" - изумлялся он, старался отвечать на ласки с тем же пылом, да и стараний не требовалось, - он и сам воспламенился от огня, исходящего от ее дыхания. В эту ночь, кажется, они так и не уснули. Будто спешили возместить тяготы предстоящих многотрудных дней.

Сватовство

До Хейраниса-бейим дошли разговоры о том, что собираются явиться сваты к ее золовке Фатиме Солтан, дочери шаха Тахмасиба. Прознала, кто желает породниться с ними. Ее осведомители подтвердили слухи. Это был сын знатного, именитого эмира,. Амирхана Туркмана, пользовавшегося широким влиянием. Бейим понимала, что женив сына на шахской дочери, эмир упрочит влияние и роль своего племени. Собственно говоря, все эмиры стремились усилить позиции своего "электората", опередить и оттеснить пользовавшихся изрядным влиянием при дворе шамлы и устаджлы. Верным путем были узы родства. Такие "политические" браки были не внове. Теперь и туркманский эмир решил прибегнуть к этому способу. Ему и в голову не приходила мысль о возможном отказе. Правда, он знал об отношении старшей жены шаха к своей "тайфе"1, но эта затея эмира означала также и желание смягчить отношения с самой шахиней, как бы "сварить плов примирения".

Пока эмир отправлялся в шахский дом в качестве просителя-свата, он не преминул обставить визит с особой помпой, подобающей гостю, преступающему через порог государя. Он собрал именитых аксакалов, которым предстояло, как велел обычай, воссесть на "элчи-дашы" - "сватов камень". Придирчивое внимание уделил их одеянию, оружию, чтоб все выглядело честь по чести. Хотя еще об обручении и речи не шло, загодя приготовили дорогие дары для шаха, старшей жены и искомой невесты. Эти подношения надлежало нести нукерам и служанкам на голове, на плечах и на руках. Пусть знает Башхарем старшая-главная жена, сующая нос в державные дела, что и эмир не лыком шит, и не какая-нибудь чернь пожаловала к их порогу.

И вот они явились - впереди шествуют аксакалы, за ними эмиры, следом челядь с дарами. Народ, столпившись по обе стороны дороги, глазел на пышную церемонию. Судили-рядили, кто, кого кому сватает, что ответит шахский дом, согласятся ли выдать замуж Фатиму.

-Да, ничего не скажешь... достойно имени...

-И его, и...

-Амирхан маху не даст. Знает, в чьи двери стучится...

-Валлах, мне не верится... эта шахиня, знаешь ли...

-Да, с ихним родом-племенем не в ладах... Она только свой отчий край признает, Мазандаран. Да еще с таджиками-фарсами якшается.

-Тебе-то какое дело?..

-А что я такого сказал?

-Говори, да не заговаривайся. Держи свое при себе. Смотри и помалкивай.

-Ну да. Какое тебе дело до шахини? Нашел, о чем говорить!

-Я своими глазами видел ее, когда она ринулась в бой с нашенскими, из рода зюльгадар. Огонь-женщина! На коне, в шлеме, с мечом-щитом! Клянусь, у эмиров поджилки тряслись при виде ее... Она такие крутые приказы отдавала! Лучше бы Аллах сподобил такой отвагой ее благоверного...

-Всевышний забыл, видно, с тобой посоветоваться...

-Клянусь жизнью, правду говорю. Она и есть истинный падишах!

-И полководец!

-Хватит вам молоть языком! Дайте поглядеть спокойно! А что до падишаха - чем плох? Благочестивый, праведный, опора ислама, слуга Аллаха... Ревнитель Хазрета Али... И мудростью не обделен, как и его предки...

-Может, и так. Не могу сказать. Но насчет того, чтоб мечом владеть... и державу держать в руках - слаб... Предоставил бразды правления своей жене. А она поступает, как ей заблагорассудится. Говорят еще, что добро из казны потихоньку к себе в отчий дом, в Мазандаран сплавляет...

-И за кровь отца отомстила...

-Отомстила - не то слово... Все гызылбашские племена кровью давятся... по ее милости.

-А как же... Они-то ее отца не пощадили... удавили...

-Ну и ну... Двадцать лет спустя...

-Да пусть хоть и полвека пройдет. Такое не прощается.

-Враги тоже от нее не отстают. Еще те живодёры...

-Послушай, ты! Придержи язык! Гызылбашских эмиров живодёрами называешь? Клянусь, я тебе брюхо вспорю!

-Аллах, помилуй!

-А этот чего взъелся?

-Гызылбаш он - потому.