— Он, разумеется, холодный, но ты быстро согреешь его и согреешься сама, — прошептал он, не слишком, впрочем, понижая голос. Я беспокойно оглянулась на кровать Греты. — Ш-ш! Она спит, и мне пообещали не меньше четверти часа спокойного сна твоей бесценной «сестрицы».
— Но ты ведь не…
— Нет, моя дорогая, то есть да. Я пришёл тебя спасти — это да. Нет, я не заберу тебя отсюда этой ночью. Ты об этом хотела спросить?
Я молча кивнула и отвернулась. Мысли мои путались, происходящее казалось некой злой игрой, в которую играют все, кроме меня. Напарник коснулся чепца на моей голове, словно собираясь по привычке потрепать волосы, но потом отдёрнул руку.
— Не хочу раскрывать свой визит, — с сожалением пояснил он. — Слушай внимательно, глупая девочка, у меня очень мало времени, и на исходе этой четверти часа ты должна уже спокойно спать в своей постели. Слушаешь?
Я снова кивнула. Напарник был верен себе в своей манере издеваться, когда надо дать пояснения, и говорить туманно, когда я нуждалась в ясности.
— Ты несправедлива, Ами. Но это не важно, ты всё равно хорошая послушная девочка, которая не подведёт своего напарника. Так слушай же: первым делом запомни, никто тебя в беде не бросит — по крайней мере, на этот раз. Во-вторых, внимательно следи за «сестрой» и постарайся узнать, если она отошлёт какие-нибудь бумаги. Я имею в виду — разведай, какие бумаги и кому отправит.
Я вскинулась: легко сказать — разведай! А как я это сделаю, если Грета не спускает с меня глаз? Спрашивать «сестрицу» тоже бесполезно, даже опасно… А уж если она застанет меня роющейся в её письмах…
— Не получится — не надо, не подставляйся, — отмахнулся напарник. — Я же сказал «постарайся», а не «выполни ценой жизни». Что важно в-третьих: не пытайся сбежать, ты нужна мне с Гретой. Понятно?
Я снова кивнула. Кажется, идея сделать из меня приманку нравится не одним только охотникам за вампирами…
— Вот именно, — коротко рассмеялся не-мёртвый. — Рад, что ты оценила. А теперь, у нас есть ещё около десяти минут, чтобы просто поговорить, если ты успела соскучиться…
От его улыбки я задохнулась. Соскучиться! После месяца разлуки, он нашёл для меня всего пару слов, а потом бросил в обществе закоренелой преступницы, которую всё же намеревается выслеживать с моей помощью — Бог знает на сколько дней! Неужели такое подразумевалось с самого начала?
— Нет, — по своему обыкновению ответил напарник на незаданный вопрос. — Когда вы спускались из комнаты в обеденный зал — тогда, в гостинице Л***, я собирался зайти к вам через окно, и вдруг почуял рябину. Не ветку, Ами, распятье! Оно было среди вещей твоей сестры, и ещё одно, серебряное, она прячет под одеждой. Скажи мне, зачем дейстрийке, работнице бюро, распятье?
— Острих? Канцелярия крови? Шерен? — тихо спросила я, разом вспоминая все свои подозрения. — Или… те люди? Контрабандисты? Которые…
— Нет, не думаю. Хотя идея действительно похожа: в тот раз они нашли мой гроб и заперли меня в нём веточкой рябины. На этот раз, полагаю, планировалось дождаться, пока я тихо-мирно усну в твоём чемодане… Потому-то, кстати, она, — быстрый кивок в сторону кровати, — и хотела, чтобы я присоединился к вам, но не желала видеть меня лично. Однако я не такой дурак, как думают некоторые, и уж рябину-то почуять могу.
— Но я ничего не чувствовала, — прошептала я, чувствуя себя виноватой. Если бы я знала! Я бы и вовсе не заговорила с такой подозрительной особой, отвернулась бы ещё на станции, а ночью дождалась бы напарника.
— Разумеется, ты ничего не чувствовала, Ами! — строго произнёс не-мёртвый. — Ты думаешь, я бы отправил тебя в Острих, если бы ты шарахалась от каждого рябинового распятья? Долго бы ты там прожила, моя дорогая!
— Но… почему? Ведь у Таспов…
— Прошло, Ами, просто прошло. Всё в мире лечится временем, а если не всё, то такие болезни уж точно. Так что не бойся, глупышка, в вампира ты не превратишься.
Я вспыхнула и отодвинулась от напарника на край подоконника.
— Ты говоришь, тогда… тогда тебя поймали рябиной… но почему же они не удержали тебя от побега?
Вампир пожал плечами.
— Дверь была перекрыта рябиной, а что касается окна… изнутри залезть невозможно, а снаружи — не хотели привлекать внимания, вдруг кто-нибудь залез бы в сад, те же мальчишки. К тому моменту, как меня посадили на цепь, я был уже настолько слаб от голода, что от человека отличался только в худшую сторону.
Я невольно улыбнулась этому проявлению самомнения, которое напарник обычно старался не проявлять.
— В смысле силы, способности проникать в самые узкие отверстия и прочее в том же духе, моя строгая маленькая судья. Впрочем, в этом есть странность, но избавиться от кандалов, не разорвав их, не может ни один вампир, так что в рябине не было необходимости.
— Но они могли бы держать её поближе к тебе просто на всякий случай!
Напарник покачал головой.
— Эй, — позвал он, — Ами, ты за кого играешь?
Я смутилась.